Книга Сорные травы - Дмитрий Дзыговбродский

не на макро-, но на микроскопическом уровне всегда найдется комплекс признаков, позволяющих определить источник. Комплекс взаимосвязанных проявлений – его поиск, собственно, основа моей профессии. Обнаружить изменения, связать их в единое целое, сделать выводы. Своего рода детективная задачка – как, впрочем, и при постановке диагноза. Правда, в отличие от детективных историй, у нас все просто и буднично. Трупы не способны симулировать, скрывать одни симптомы и преувеличивать другие, а то и вовсе находить у себя проявления всех болезней, за исключением родильной горячки. Все как на ладони. Нет, я, конечно, помню, как по молодости нашла признаки странгуляционной асфиксии[48] у бабульки, мирно сползшей по стенке в магазине. Коллеги потом долго подкалывали да… Но с того времени сколько воды утекло?

Что бы ни твердили официальные лица, инфекция исключена. Как бы стремительно ни развивалась патология, любой микроорганизм изменяет среду своего обитания – именно эти изменения и вызывают болезнь. И они будут видны – или сразу на вскрытии, или позже под микроскопом, а микропрепаратов я за последние дни просмотрела достаточно. Еще когда проверяла версию смерти под лучом. И практически то же самое выходит с интоксикацией, даже если предположить какой-нибудь новый супер-пупер-яд, детище военных сверхсекретных лабораторий, вечного пугала обывателей. Даже если допустить, что возможно было создать летальную концентрацию во всей атмосфере… либо так четко просчитать концентрацию в воде или пище, что эффект наступил одновременно у людей разного пола, возраста и веса, при этом оставив совершенно интактными других людей, находившихся рядом с погибшими… Любой яд все равно повлечет морфологические изменения. В зависимости от механизма действия – либо признаки асфиксии, либо патологию внутренних органов. Но никаких следов я так и не нашла. Совершенно никаких.

Получалось, если нет материальной причины – нужно думать о нематериальной. Отбросьте все невозможное; то, что останется, – и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался… Кажется, так. Материальные причины, не оставляющие материальных следов, невозможны. Наверное. Я выматерилась, рывком поднялась с кровати. Хватит. Этак я скоро поверю в карму, ауру и предсказания апокалипсиса одновременно. Баста. Платить за разгадку собственным психическим здоровьем я не намерена: когда все это закончится – чем бы ни закончилось, тогда и поглядим, что к чему. Если будем живы.

Муж вернулся, держа в руках початую бутылку коньяка. Хлебнул из горла, хмыкнул:

– Пойдем, поможешь руки вымыть. Питьевую воду жалко переводить, а этот – в самый раз. Все равно мне «Хеннеси» не нравится.

– Позер. – Я забрала у него бутылку. – Муж, а может, не надо сегодня напиваться? Выходить с похмела – не лучшая мысль.

– А чего бы и нет? До утра просплюсь. Да и тебя напоить можно… Учитывая, что спирт выводится легкими в чистом виде – вот и готовый пеногаситель. С твоим анамнезом…

– Доказательной базы маловато для такого рода терапии. – Я подставила руку. – Надеюсь, ты на кухне не много хлебнуть успел?

– Чуть-чуть. – Муж ввел иголку в вену, торжествующе усмехнулся. – Мастерство не пропьешь.

– Точно. Но все равно ты мне не нравишься.

– Я мог бы ответить, что ты нравишься мне еще меньше. Ладно, пить больше не буду. Раз уж довелось наблюдать конец света – лучше делать это на трезвую голову. Впечатлений больше.

Черт, а ведь с него станется надраться, уйти в штопор и выстрелить. Представить Ива-самоубийцу казалось невозможным – но еще пару недель назад я не могла бы представить Ива-мародера, хладнокровно расстреливающего конкурентов. Заведующий отделением с холеными руками и капризным норовом, интеллигентный ценитель хорошей выпивки и красивых женщин…

– Чего ты на меня так уставилась?

– Ничего.

– Не бойся, ничего я с собой не сделаю.

– Не боюсь.

– Вот и славно… Маш, а у тебя есть какие-нибудь грехи? Ну, серьезные, смертные?

– Грехи? – Я подняла бровь. – Разлюбезный мой супруг, если я когда-нибудь и соберусь обсуждать эту тему, то явно не с тобой.

– А чего так? Рылом не вышел?

– А того, что ты не исповедник и не психоаналитик. Это их дело – скелеты из чужих шкафов вытаскивать.

– Не доверяешь, значит?

– Я себе-то не доверяю. Ив, к чему ты это?

– Да так, ни к чему. – Муж направился в гостиную, раскрыл дверцы шкафа. – Давай собираться.

Недолго думая, он широким жестом выгреб на пол все содержимое полки шкафа. Прежде чем я успела пикнуть, следом полетели вещи еще с одной.

– Да ладно тебе, Маруська. Зато так быстрее, все видно. Берем минимум, только самое необходимое. Потом на своем горбу это переть.

Ну да, быстрее… А ведь он не пьян. Совершенно. Похоже, та пара глотков, что я видела, была единственной.

Муж поймал мой взгляд и качнул головой:

– Машка, я в полном порядке.

Того, кто первый придумал перевести «are you all right?» как «ты в порядке?», следовало бы пристрелить.

– Ага, я вижу.

Я присела над грудой вещей, разбираясь, где же тут мои, а где мужа. Джинсы, различающиеся только размерами – у Ива больше. Водолазки с футболками, правда, отличаются еще и по цвету. Когда постоянно носишь хирургический костюм, нужда в разнообразном гардеробе отпадает сама собой. Печально. Наверное, я все-таки неправильная женщина…

Взгляд уцепился за что-то белое, блестящее, и спустя миг я держала в руках свадебное платье. Надо же, вот оно где валялось, оказывается. Я поднялась, встряхнула плотно скрученный узел. Тяжелая ткань развернулась, подол опустился на пол… ну да, это не я стала ниже, это просто нет каблука. Сколько ж нам тогда пришлось пахать, чтобы устроить себе свадьбу? Ив, помнится, поставил рекорд – как зашел в здание «скорой», так через неделю и вышел – в хирургии он в то время еще не работал. Мне, впрочем, тоже в реанимации скучать не пришлось – благо летом в пору отпусков дежурств обычно хоть отбавляй. Что ж у нас была свадьба… и гости... и платье. Все как у людей. И только когда все эти церемонии заканчиваются, понимаешь, что не в них счастье.

Я развернулась к зеркалу, непонятно зачем приложила платье к груди, разглаживая по телу тяжелую, уже пожелтевшую ткань. Отвела взгляд от собственной физиономии – красноглазый упырь с выгоревшими, смахивающими на солому волосами и розовыми шелушащимися пятнами на лице.

Диджей, или тамада, или как-его-там, совершенно не знал английского. Иначе как объяснить, что в качестве фона для танца жениха и невесты он поставил нам «Hallelujah». Трогательная песенка из «Шрека», ничего более.

Well baby I've been here before

I've seen