Книга Прекрасная обманщица - Патриция Гэфни

Она улыбнулась, приятно удивленная простотой его манер. Оказалось, что Диана ничуть не преувеличила, описывая его наружность и неотразимое обаяние.

– Тогда я прошу вас называть меня Кэтрин, потому что мне тоже кажется, что мы старые друзья.

– Не устроить ли нам полдник? – предложила Оливия после того, как все уселись. – Ноул, прикажите подать нам холодного мяса и фруктов. И еще, пожалуй, немного сыра и булочки.

Она так старательно следила за своим произношением, что со стороны казалось, будто говорит ученый попугай. Диана перехватила взгляд подруги и принялась беззвучно двигать губами, подражая изысканной артикуляции Оливии. Кэтрин пришлось отвернуться, чтобы подавить с трудом сдерживаемый смех.

В этот праздничный день Оливия оделась и причесалась с особым тщанием, но ее негнущееся парчовое платье в широкую желто-белую полоску было выбрано не слишком удачно и не шло к ее бледным чертам. Она подняла руку, чтобы продемонстрировать золотой браслет с лиловыми камнями.

– О, Джеймс, я просто влюблена в свой новый браслет! Как это мило с твоей стороны, вспомнить, что аметист – мой любимый камень! Выглядит очень даже comme il faut,[27]вам не кажется? – обратилась она к Кэтрин. – И в то же время вполне a la mode.[28]

– Да, совсем в вашем духе.

Лицо Кэтрин оставалось невозмутимым, но ее глаза озорно блеснули. Она обратила внимание, как Бэрк закашлялся, чтобы скрыть смешок. Они не разговаривали в последние дни, но Кэтрин не могла упустить возможность его развеселить.

Оливия взглянула на нее с подозрением.

– Что вы думаете о восстании, миссис Пелл? – спросила она вдруг. – Вы сочувствуете бунтарям?

Прямота вопроса ошеломила Кэтрин. Она дала избитый ответ:

– Я ничего не смыслю в политике.

– О, разумеется, нет, – подхватила Оливия таким тоном, словно разбираться в политике было делом, не достойным порядочной женщины. – Но я уверена, что вы разделяете нашу общую радость: судя по последним сведениям, этот сброд отступает.

Кэтрин судорожно сглотнула, не зная, что сказать. Она бросила взгляд на Бэрка, но и он не пришел ей на помощь.

– Эдвин, – продолжала Оливия, демонстративно вращая браслет на запястье, – расскажите миссис Пелл то, что вы нам раньше говорили о поведении так называемого Красавчика в Торнхилле.

– Да ничего особенного, – смущенно замялся Эдвин. – Это была просто шалость.

– Шалость? Хотите узнать, что они устроили в замке Драмланриг?

– Не сомневаюсь, что вам не терпится мне рассказать, – заметила Кэтрин.

– Они натаскали соломы во все комнаты, кроме той, где спал сам принц, чтобы устроить себе ночлег. Они зарезали сорок овец из стада герцога прямо в доме. Они забрались в погреба и выпили почти все вино, а что не смогли выпить, просто вылили. Они расплавили всю оловянную посуду. А когда им пришлось отступить, они пытались унести с собой одеяла и постельное белье, но их остановил герцог Пертский.

И опять Кэтрин не нашлась, что ответить.

– Да, но они очень достойно вели себя в Глазго, – вставил Эдвин. – Многие думали, что они разграбят город, но они этого не сделали.

– Как это великодушно с их стороны! – ядовито прошипела Оливия, вновь повернувшись к Кэтрин. – Скажите, миссис Пелл, мне давно хотелось об этом спросить: зачем ваши мужчины носят эти дурацкие коротенькие юбочки? Разве им не холодно? А правда ли, что женщины из так называемого высшего сословия ходят босиком зимой и летом?

У Кэтрин руки зачесались от злости, но она была избавлена от необходимости отвечать, потому что в эту минуту в комнате появилась леди Рената под руку со своим сыном. Ее светлость выглядела чрезвычайно величественно в наряде из красновато-коричневого атласа, но ее глаза, точь-в-точь как у дочери, прищурились от досады при виде Кэтрин:

– Ах это вы, миссис Пелл. Поправляетесь, как я погляжу? Очень мило.

Эдвин пошел навстречу, чтобы ее приветствовать. Когда леди Ротбери наконец уселась, он вернулся к своему месту на диване рядом с Кэтрин и обнаружил, что оно занято Джулианом. Нахмурившись, Эдвин присоединился к Бэрку у камина.

Кэтрин обрадовалась замене едва ли не меньше, чем он сам. Бледный и дрожащий, Джулиан выглядел так, словно его только что стащили с одра смертельной болезни. На нем был муаровый, светло-зеленый с розоватым отливом камзол, никак не оживлявший его желтушного безжизненного лица. Мертвенные глаза тускло засветились, когда он вступил с ней в скучную, то и дело спотыкающуюся беседу. Ее неприятно поражала манера Джулиана ронять слова небрежно, не прислушиваясь к ним, словно предмет разговора совершенно его не занимал, как, впрочем, и ее саму. Напротив, он был как будто погружен в свои собственные, странные и нездоровые мысли, пока его язык болтал Бог весть о чем. Краем уха Кэтрин слышала, как Бэрк, Эдвин и Диана обсуждают последний роман Филдинга.[29]Ей страстно хотелось к ним присоединиться. С другого боку от нее Оливия взволнованно обсуждала с матерью бал, который они готовились дать в Уэддингтоне на следующей неделе: «Она, конечно, страшно вульгарна и двух слов связать не может, по правде говоря, она просто непереносима, но, дорогая моя, у нее стотысячное состояние! Разумеется, нам придется ее пригласить».

Потом Диана подошла к клавесину и начала тихонько подбирать какой-то печальный мотив. Эдвин последовал за нею, и она с ходу перешла на что-то более веселое.

– Идите к нам, Кэтрин, – позвала она.

Ни секунды не раздумывая, Кэтрин поднялась с дивана и направилась к ним, радуясь возможности избавиться от Джулиана.

Диана заиграла модную песенку, а Эдвин подхватил слова звучным тенором. Кэтрин тоже стала негромко подпевать.

– Вы играете? – надменно осведомилась Оливия, подплывая к ним.

Кэтрин отрицательно покачала головой. На самом деле она умела играть не хуже Дианы, но ей ничего иного не оставалось, как скрывать свои таланты. Миссис Пелл еще могла бы быть музыкантшей, а вот Кэтти Леннокс, безусловно, нет.

– Спойте что-нибудь по-шотландски, – предложила Оливия, как будто речь шла о диковинном языке вроде китайского или санскрита. – Мне кажется, вы, шотландцы, ужасно забавно говорите на королевском английском.[30]

– Вы, очевидно, имеете в виду королевский немецкий, – поправила ее Кэтрин, скромно опустив глаза.