Книга Еще шла война - Пётр Львович Чебалин

принялся ему помогать. Пока они были заняты этим делом, Дмитрий заметил, как кто-то проскользнул совсем рядом вверх по лаве, обдав его на мгновение беглым светом аккумулятора.

— Кошка, — сказал Павлик, покончив со стойкой, Дмитрий не понял его: откуда здесь могла взяться кошка?

— Видал, как прошмыгнул, — продолжал Прудник, — не всякий и заметит, но мы уже к нему привыкли.

Как оказалось, Кошкой прозвали шахтеры горного мастера Ефрема Бабаеда. Он, как никто другой, знал шахту, все ее ходы и выходы. По утверждению Павлика, Бабаед мог без лампы выбраться из самой трудной подземной выработки. Любил подслушивать, о чем говорят между собой рабочие, и всегда подкрадываться к людям по-кошачьи — тихо, незаметно, как будто вдруг вырастал из-под земли.

— В прошлом месяце Кошка обсчитал нашу бригаду, — рассказывал Павлик. — Ему начальство поверило. Не доплатили нам какие-то рубли. Да не в них дело! Хуже другое: выходит, мы тянем из государственного кармана, а нас за руку ловят. А ведь мы заработали, а не украли.

Прудник взял отбойный молоток и перед тем как включить его в сердцах многозначительно добавил: — У нас, браток, многое еще на деньгах строится…

Не успел Дмитрий отползти и двух метров от забоя, как вдруг почувствовал чью-то тяжелую руку на своем плече. Направил луч аккумулятора немного вбок и встретился с круглыми серыми глазами. Они пристально и сурово смотрели из-под пушистых от угольной пыли бровей. Лицо человека было неподвижно, скулы и шея заросли щетиной.

— Ты всякую там птаху и прочих щелкоперов не слушай, — сказал он хриплым басом. Полевода заметил, как глаза человека сузились и потемнели. — Без году неделя как молоток взяли в руки, а уже указывают, законы свои диктую!.. — Он выругался и с остервенением отбросил кусок породы в сторону. Но тут же как будто подобрел: — Чтоб ты знал: в бригаде Чепурного есть два настоящих мастера — это Кавун и Горбань. На них весь участок держится. Работу Кавуна ты уже наблюдал, а с Горбанем я тебя сейчас познакомлю. — Он двинулся было вверх по лаве, но вдруг обернулся, осветил Полеводу своей надзоркой. — Постой, сынку, а ты случаем не Степана Дмитриевича отпрыск?

— Сын, Дмитрий, — пряча глаза от света, неохотно ответил Полевода.

— Так он же у нас на шахте до войны парторгом был! — как будто искренне обрадовался неожиданной встрече Кошка.

Дмитрию показалось, что Кошка из жалости хочет обнять, приласкать его, и он резко отстранился.

— Да ты не пугайся, парень, — успокоил его Бабаед. — Это у меня к тебе… Ну расчувствовался, одним словом…

Кошка полз по лаве и все о чем-то говорил, но Дмитрий уже не слушал его. Что-то неприятное было в этом человеке. Все, что он рассказывал об отце, не успокаивало, а раздражало.

В тускло освещенной нише забойщик, одетый в заскорузлую брезентовую спецовку и каску с вмятинами, закреплял деревянную стойку. Лезвие топора холодной молнией поблескивало при каждом коротком взмахе. Закрепив забой, Горбань отложил топор в сторону, вытер пот с лица и выжидательно посмотрел на пришедших.

— Прошу любить и жаловать, Николай Васильевич, — сказал горный мастер Горбаню. — Привел к тебе нашего будущего забойщика, сына Степана Дмитриевича Полеводы, покойного парторга нашего. Небось помнишь?..

Горбань погладил аккуратно подстриженную бороденку, заговорил неожиданно тонким, бабьим голосом:

— Помню, как же… Крепильщиком я тогда работал. Помню…

— Так вот, нехай парень приглядится к твоей сноровке, подскажи, что к чему. Одним словом, натаскай новичка, — прогудел своим басом горный мастер. И тут же исчез, как бы растаял.

Полевода наблюдал за работой забойщика, но ничего особенного не подметил в ней. Он начинал понимать, что люди в бригаде живут недружно. К тому же все они такие разные. Сумеет ли он ужиться с ними, помогут ли они стать ему настоящим шахтером?..

Горбань, кончив работу, спросил:

— Ну как? Понравилось?

Митя не ответил. Что понравилось? Как он работает? Но работа Кубаря ему понравилась больше. Она у него веселая и раздольная, как песня.

Горбань собрал инструмент и перед тем, как уходить, несколько раз перекрестил забой. У Полеводы похолодело внутри: «Верующий!» Он вспомнил слова бригадира: «Учти, наша бригада почти коммунистическая».

И не удержался от улыбки.

II

После бани в нарядной бригаду встретил корреспондент многотиражной газеты Яша Порт. Не было человека на шахте, который бы не знал этого подвижного, вездесущего парня. Шахтеры относились к нему с уважением.

Когда он, светлоглазый, с копной черных жестких волос, нетерпеливой походкой подошел к бригадиру и стал расспрашивать о работе, делая записи в растрепанном блокноте, Кавун, жадно затягиваясь папиросой, демонстративно отделился от всех. Смугло-красное после бани, пышущее здоровьем лицо Захара было безучастным. Казалось, что все, о чем расспрашивал корреспондент и что ему отвечал бригадир, совершенно не интересовало его. А когда Чепурной ушел, Кавун развязной походкой приблизился к Якову, сказал небрежным тоном:

— Ну как, редактор, с портретиком на этот раз мою работенку покажешь или просто так, без физии?.. Две с половиной нормы, учти! — И многозначительно выставил большой, в твердых обугленных мозолях палец. Корреспондент собрался было что-то ответить, но Захар не стал слушать, повернулся и вышел из нарядной.

«Вот тип! — подумал Полевода. — Выходит, правду о нем говорят, что зазнайка». На миг в нем вспыхнуло острое желание догнать Захара, остановить, бросить ему в лицо что-нибудь дерзкое, обидное. Дмитрий видел, как по щекам Якова разлилась сплошная бледность. Парня, видимо, огорошила бестактность Кавуна. Но он с профессиональной невозмутимостью свернул блокнот, сунул в нагрудный карман и поспешно зашагал по своим неотложным делам.

— Ну не жлобина, скажи! — с ненавистью покосился Кубарь на Кавуна. Под лоснящейся, вымытой кожей кремневыми буграми вздулись скулы. — Ты думаешь, не напечатают его портретик? — вопросительно взглянул он на Полеводу и тут же заверил: — Как пить дать, опубликуют. Чтоб только отвязался. А иначе в шахткоме поднимет хай: «Зажимают… Выходит, Кавун теперь на задний план…» Любит славу, жлоб, а больше — денежки, — заключил Костя и заторопился в комнату начальника участка.

Перед дощатым, залитым фиолетовыми чернилами столом стоял высокий парень с русоволосой вихрастой головой, держа в руках изуродованную фибровую каску.

— …Заменить его надо, а то завтра хоть на работу не выходи. В вентиляционном штреке у нас, сами знаете, кровля коржится.

Начальник участка Завгородний с измученным от недосыпания, давно не бритым лицом, не поднимая головы, с напускным спокойствием ответил:

— Что ж, можешь не выходить. Только за самовольный прогул отвечать будешь…

— А если парню породой башку прошибет, тогда с кого спрос? — вмешался в разговор пожилой шахтер, примостившийся на корточках у батареи. Его сухощавое, изрезанное глубокими морщинами лицо было суровым и