Книга Курская битва. Огненная дуга - Александр Михайлович Золототрубов

удастся разгромить вражеские войска в районе Харькова, — подчеркнул Верховный, — тогда нашим войскам откроется прямая дорога к Днепру. Кроме того, враг не сможет отвести свои войска из Донбасса на запад.

Жуков поспешно добавил:

— Важно, чтобы штабы соответствующих фронтов в сжатые сроки отработали планы боевых действий и представили их в Ставку.

Верховный его поддержал.

— Товарищ Антонов, лично по этому вопросу переговорите с командующими фронтами, а также введите в курс дела своего начальника маршала Василевского, который сейчас находится на фронте, — сказал он.

Антонов тут же подал голос:

— Я учёл и мнение маршала Василевского, когда докладывал вам предложения Генштаба по операции «Полководец Румянцев».

— Помню, помню, товарищ Антонов, но нелишне ещё раз напомнить своему начальнику, — заметил Верховный.

Начальник Оперативного управления Генштаба генерал Штеменко, принимавший активное участие в разработке операции «Полководец Румянцев», отмечал, что она делилась на два этапа. Сначала намечалось нанести поражение немецко-фашистским войскам севернее, восточнее и южнее Харькова, что и было первым этапом. А затем, на втором этапе, предусматривалось освобождение самого Харькова, и этим, по существу, завершалась Курская битва. Но до этого ещё было так далеко!..

Поскольку операция «Полководец Румянцев» являлась в то время главной, отмечал генерал Штеменко, действия советских войск на других направлениях, в частности в Донбассе, «всецело согласовывались с ней, приспосабливались к её интересам. За этим особо наблюдал А. М. Василевский, представлявший Ставку на Юго-Западном и Южном фронтах».

На очередном докладе в Ставке генерал Антонов сообщил Верховному, что фронты строго в назначенный срок начали боевые действия и что наступление войск идёт успешно.

— Хочу ещё раз напомнить вам, товарищ Антонов, что операция «Полководец Румянцев» требует максимального сосредоточения сил фронтов на избранных направлениях от начала и до конца операции, — предупредил Верховный. — Генеральный штаб, а точнее вы, товарищ Антонов, должны тщательно следить за этим.

Естественно, генерал Антонов усилил своё внимание к Воронежскому фронту. На четвёртый день наступления он обнаружил, что 5-я гвардейская армия Жадова и 1-я танковая армия Катукова часть сил своей ударной группировки нацелили на ликвидацию противника, засевшего в районе Томаровки и Борисовки. В ночь на 7 августа при докладе обстановки Верховному генерал Антонов указал на этот факт. Верховный настороженно взглянул на него.

— Вы звонили Ватутину? — спросил он. — Разве можно распылять войска ударной группировки? Так вы говорили с командующим? — повторил свой вопрос Верховный.

— Ещё не успел, товарищ Сталин. — Тяжёлое худощавое лицо генерала заметно покраснело.

— Сами не успели, а почему не поручили сделать это начальнику Оперативного управления Генштаба генералу Штеменко?

Антонов сказал, что генерал Штеменко всю ночь работал над вопросами передислокации войск фронтов.

— И я разрешил ему отдохнуть пару часов, — промолвил Антонов.

Верховный усмехнулся в усы.

— Хорошо живёте, а вот я тоже ночами не сплю, но мне не дают отдохнуть. — Он с минуту помолчал. — Вот что. Звонить Ватутину не надо, пошлите ему телеграмму и укажите на его промахи. Можете сослаться на меня.

Вернувшись в Генштаб, Антонов тут же написал текст, и через полчаса телеграмма командующему Воронежским фронтом была передана в штаб фронта: «Из положения войск 5-й гвардейской армии Жадова видно, что ударная группировка армии распылилась и дивизии армии действуют в расходящихся направлениях. Товарищ Иванов приказал вести ударную группировку армии Жадова компактно, не распыляя её усилий в нескольких направлениях. В равной степени это относится и к 1-й танковой армии Катукова».

«Прочтёт эту депешу генерал армии Ватутин и наверняка мне позвонит, — подумал генерал Антонов, работая над оперативной картой, на которой были чётко обозначены наступательные действия соединений Воронежского фронта. — Ему нужно изолировать Харьков, прервать его связи с ближними к нему городами, но Ватутин этого почему-то не видит...»

В ночь на 10 августа Антонову позвонил Верховный.

— Как дела на Воронежском фронте? Надо бы ускорить освобождение Харькова. Вы не думали, что для этого следует сделать Ватутину?

— Думал. Харьков до сих пор не изолирован от Полтавы...

Верховный прервал Антонова:

— Приезжайте в Кремль. Есть о чём поговорить...

Так появилась телеграмма. Теперь она была адресована представителю Ставки маршалу Жукову. «Ставка Верховного главнокомандования, — говорилось в ней, — считает необходимым изолировать Харьков путём скорейшего перехвата основных железнодорожных и шоссейных путей сообщения в направлениях на Полтаву, Красноград, Лозовую и тем самым ускорить освобождение Харькова...» Ставка указывала, что для этого надо сделать: 1-й танковой армии Катукова перерезать основные пути в районе Ковяги—Валки, а 5-й гвардейской танковой армии Ротмистрова, обойдя Харьков с юго-запада, перерезать пути в районе Мерефа.

Маршал Жуков, получив приказ Ставки, тут же отдал командующему Воронежским фронтом необходимые распоряжения. Вскоре обе танковые армии устремились к указанным рубежам. А войска Степного фронта уже выходили к северному и восточному оборонительным обводам Харькова.

Казалось, судьба Харькова была решена. Ещё небольшое усилие, и город падёт. Но этого не случилось. Немецкое командование в срочном порядке стало бросать свои резервы в район сражения. В основном это были танковые соединения. «Командование Воронежского фронта, — отмечал генерал армии Штеменко, — недооценило нависающую угрозу, даже, правильнее сказать, проглядело её. Продвижение наших войск продолжалось без достаточного закрепления отвоёванных рубежей и обеспечения флангов. Неприятель использовал это и нанёс мощные контрудары: 11 августа из района южнее Богодухова, а 18-20 августа из района западнее Ахтырки. Всего в контрударах участвовало до 11 вражеских дивизий, преимущественно танковых и моторизованных. Со стороны Ахтырки враг нацелился под самое основание нашего глубокого вклинения на главном направлении. В итоге ожесточённых боёв 17-20 августа войска Воронежского фронта понесли здесь чувствительные потери. Местами были потеснены к северу и обе наши танковые армии...»

Ночью генерал Антонов, удручённый тем, что произошло на Воронежском фронте, прибыл в Кремль по вызову Верховного.

— Что, наш друг генерал армии Ватутин попал впросак? — задал вопрос Верховный.

По его смугловатому лицу было видно, что сам он огорчён не меньше Антонова, хотя и старался сдержать свои эмоции.

— Разрешите начать доклад по обстановке на Воронежском фронте? — грустно спросил генерал Антонов.

— Говорите, я слушаю, говорите все подробности, — жёстко произнёс Верховный.

Антонов раскрыл свою рабочую папку и, откашлявшись, стал излагать ситуацию, сложившуюся на Воронежском фронте. Сталин сел за стол, взял карандаш и начал делать пометки на листке. Алексей Иннокентьевич красок не сгущал, чего так боялся генерал армии Ватутин,