Книга Светящееся пятно. Кольцо вечности - Патриция Вентворт

— Вот. Давайте прикинем. Женщину вряд ли убили днем. Если обозначить время убийства как пять часов вечера в пятницу, то преступнику требовалось быстро спрятать тело и отогнать машину. Если поднажать, то можно добраться до вокзала в Бэзингстоке к четверти седьмого. В этом случае он мог успеть на поезд в шесть двадцать и с одной пересадкой добраться до Лентона к половине восьмого. Из Лентона позвонить в гараж. Как вы думаете, почему он рискнул туда позвонить?

— Не хотел, чтобы они заявили об автомобиле в полицию. Ему нужно было выиграть время и замазать свои пальчики под толстым слоем чужих. Даже если он стер свои пальчики или работал в перчатках, то боялся, как бы по пальчикам не опознали женщину.

— Да, вероятно, так и было. Но это все-таки рискованно.

— Риска никакого. В гараже никого не волнует, откуда звонили. Ему хотелось, чтобы машиной не интересовались как можно дольше. Нужно выиграть время, чтобы его забыли попутчики или те, кто видел его покупающим билет. В Бэзингстоке пришлось бы изрядно повозиться, чтобы разыскать кого-то, кто видел мужчину, в спешке бравшего билет на поезд, отходящий в шесть двадцать. А здешние сотрудники могли бы заняться Лентоном.

Фрэнк вздернул брови.

— Куда там!

Лэмб кивнул:

— Тогда поиски сужаются до Дипинга, друг мой, и второе убийство должно нам помочь. Нам необходимо найти того, с кем встречалась Мэри Стоукс. Он может быть убийцей, а может и не быть, но я рассчитываю, что из него мы кое-что выжмем. Пальчики его у нас есть. А теперь скажите мне, вела ли девушка себя именно так, как нам известно, и об этом действительно никто ничего не знал?

— Похоже, никто и ничего.

— Хм! Деревенская жизнь наверняка сильно изменилась со времен моей юности!

— Можно посмотреть на это с иной точки зрения. Наверняка существовали чрезвычайно веские причины хранить все в тайне. Кто-то вел себя очень осторожно.

Лэмб кивнул.

— И кто же этот «кто-то»?

— Только не Джозеф Тернберри.

— Мы знаем, что встречалась Мэри не с Джозефом Тернберри, и свидетельством тому отпечатки пальцев. И не он переносил тело миссис Роджерс в субботу около шести часов вечера, потому что находился у себя в комнате — это подтверждает миссис Госсетт. Я полагаю, Джозеф тут совершенно ни при чем. Он не мог перегонять машину в Бэзингсток в пятницу вечером, поскольку находился на дежурстве. Сверьте еще раз график со Смитом, но, по-моему, вряд ли он мог это сделать, не говоря уже о том, что он не умеет водить машину.

— Умеет — он год или два проработал в гараже, прежде чем его призвали в армию.

— Ну, если Джозеф исключается, тогда кто же? Мэри Стоукс считала, что деревенские — это не по ней, верно? Недалеко от Рощи Мертвеца живет мистер Марк Харлоу. Как насчет него? И еще один есть, который ставит сельскохозяйственные эксперименты… как его… Хатауэй?

Лицо Фрэнка сделалось бесстрастным.

— Он женат на моей двоюродной сестре, Сисели Эббот.

— Счастливая пара? Крепкая семья?

— Нет, они живут порознь.

— Ну, тогда снимем у него пальчики и у Харлоу тоже. Один из них вполне мог встречаться с девушкой. Это можно поручить Смиту. Попутно он выяснит, чем они занимались, когда в пятницу кто-то убивал Луизу Роджерс, а ее машину перегонял в Бэзингсток. И где они находились в субботу, когда кто-то перепрятывал ее тело.

Глава 18

Миссис Хоппер, обливаясь слезами, опознала свою квартирантку и, взбодрившись крепким горячим чаем, отправилась обратно в Хэмпстед. В лентонском отделении полиции Мишель Ферран с позеленевшим от переживаний лицом давал показания. В кабинете суперинтенданта жарко горел камин, но Ферран постоянно вздрагивал — худой и тщедушный молодой человек с ранними морщинами на лице. Он также опознал тело, при этом разразившись такими же горькими рыданиями, как и миссис Хоппер. Теперь он немного успокоился и сидел у камина, пытаясь унять дрожь в руках. На беглом английском, но с сильным иностранным акцентом и странным построением фраз Ферран торопливо давал показания, которые записывал сержант Эббот.

— Вы хорошо знали миссис Роджерс? — начал допрос Лэмб.

Ферран всплеснул дрожащими руками:

— Хорошо ли я ее знал? Бог мой, наши родители дружили, мы с Луизой были как брат и сестра. Я немного моложе ее. Я обожал Луизу и всюду бегал за ней, словно собачонка… — Он вздрогнул. — Когда мы были детьми…

Лэмб вытаращил на него глаза. Эти иностранцы такие нервные! Потом сухо и строго продолжил:

— Я не спрашиваю вас о том, что было в детстве, мистер Ферран.

— Но вы же хотите, чтобы я рассказал вам все, что знаю. А как мне это сделать, если не объяснить, откуда я это знаю. Я подкрепляю свои слова фактами. Я не тот, кого у вас называют дружком или кавалером, я друг семьи. Должен заметить, что Луиза — дочь весьма респектабельных и очень богатых родителей. У ее отца по имени Этьен Боннар ювелирный магазин на Рю де ла Пэ.

— Где это?

— В Париже, — позволил себе пояснить сержант Эббот, за что удостоился ледяного взгляда Лэмба.

Ферран оживленно закивал.

— Когда я говорю про ювелирный магазин, то это, конечно же, было до войны. Мсье Боннар умер. Он не пережил крушения Франции — с ним случился удар в тот самый день, когда правительство бежало из Парижа. Его жена, англичанка, провожала мужа в последний путь и была охвачена глубокой скорбью. Немцы с каждым днем приближались. В конце концов, она немного успокоилась и подумала о дочери и о ее будущем. Она решила спасаться, взяв с собой столько драгоценностей, сколько можно незаметно унести.

— Слушайте, мистер Ферран, откуда вы все это знаете? Вы что, там были?

— Нет. Я с матерью находился на юге. Это мне Луиза рассказала, когда мы с ней встретились в Лондоне. Вероятно, мсье, вам известно, что это такое — бегство из Парижа, когда все несутся вперед, поезда не ходят и нигде нет бензина. Луиза вела машину, пока не закончилось горючее. Дороги были забиты остановившимся транспортом. Еды не хватало. Порой налетали боши и бомбили беженцев — так, удовольствия ради. Детей рожали прямо на обочинах, и там же умирали старики. Мадам Боннар оказалась одной из тех, кто вот-вот умрет. Луиза была в отчаянии. У нее в руках саквояж, полный драгоценностей: ожерелий, браслетов, брошей и колец. Но на них не купишь ни бутылки вина, ни корки хлеба, чтобы спасти жизнь матери. Луиза сидела на обочине и ждала. В сумерках начался еще один налет, а она сидела и ждала смерти. Когда стемнело, Луиза оставалась там же. А беженцы все шли и шли, толкая друг друга, ругаясь, визжа, плача и крича. И тут, представьте, Луиза услышала, как какой-то мужчина выругался по-английски. Она встала и бросилась к нему. По-моему, Луиза немного повредилась умом, потому что повидала немало ужасов. В темноте она схватила мужчину за руку и произнесла: «Вы англичанин. Моя мать тоже англичанка. Вы мне поможете?» Он ответил: «А что я смогу сделать? Я и себе-то помочь не в силах». Потом, мне кажется, Луиза окончательно потеряла рассудок. Она сказала: «Этот саквояж набит драгоценностями. Я отдам вам половину». Он в ответ: «Покажите!» Достал из кармана фонарик и включил его. Луиза открыла саквояж. Он запустил туда руку и стал перебирать драгоценности, ярко сверкавшие на свету. Потом снова темнота, а саквояж исчез. Луиза почувствовала, как у нее из рук вырвали саквояж, и он пропал вместе с мужчиной. Пропало все, что у нее было, и случайный попутчик тоже! — Ферран печально развел руками. — Вообразите ее отчаяние! Она вернулась к матери. Утром мадам Боннар скончалась. Потрясение, палящее солнце, усталость… Луиза вновь побрела вместе с беженцами. В конце концов она пришла к месту, которое знала. Там жила семья, приютившая ее. Луиза лишилась всего, кроме нитки жемчуга и ожерелья, которые были на ней. Это вещи дорогие, и она смогла их продать — не сразу, а позднее. Когда закончилась война, Луиза вышла замуж за английского офицера по фамилии Роджерс. Однако семейная жизнь у них не сложилась, и они разошлись. Он отправился в Англию, а Луиза осталась во Франции. Вскоре ей стало известно, что он умер. Она приехала в Англию, чтобы уладить формальности и вступить в наследство. Деньги у нее появились, но немного — все, что Роджерс ей оставил. Вот тут мы с ней снова встретились.