Книга Убивство и неупокоенные духи - Робертсон Дэвис

– Вы считаете, что я похож на убийцу?

– Я считаю, что вы похожи на осла. Я не удивлен, потому что люди, которые таскают с собой мерзкие штуки вроде этой вашей потайной дубинки, обычно в конце концов пускают их в ход. Так случилось и с вами, и потому вы попали в хорошенький переплет. Вы начали совершать убийство в тот день, когда выложили большие деньги за эту дурацкую штуку, чтобы потешить свое мужское тщеславие. О боже, о боже! Бедняга Гил!

Час уже поздний. От отца Бойла Гоинг пошел обратно в редакцию «Голоса», бормоча себе под нос и время от времени натыкаясь на прохожих, поскольку все время оглядывался. Он в жалком состоянии, но, боюсь, я не тот человек, чтобы его пожалеть. Если бы он не увидел света в кабинете Макуэри, оказался бы он когда-нибудь в гостевом кресле у Хью? Вероятно, нет. Но в этот вечер Хью задержался за работой – а может, за раздумьями и курением, – и Нюхач повиновался импульсу, так же как тогда, когда свалил меня ударом. Он уже успел пожалеть о своем порыве, но признания обратно не воротишь.

– Так что вы собираетесь делать?

– Делать? Не понял.

– Разве вы не собираетесь меня обличить? Выдать полиции?

– Я об этом не думал.

– Ну так подумайте сейчас!

– Мистер Гоинг, вы очень торопливы. В этом ваша беда. Спешка. Вы поспешили ударить беднягу Гила.

– Я же вам сказал, я действовал без заранее обдуманного намерения. Я вспылил, потому что он назвал меня этой отвратительной кличкой.

– Стоп. Нельзя сказать, что вы этого не обдумывали заранее. Как я вам уже объяснил, вы начали готовиться к преступлению или, по крайней мере, сделали его возможным, когда купили эту трость со спрятанной в ней дубинкой. А что до отвратительной клички – ну а чего вы ждали? Посудите сами. Он застал вас в своей кровати. Вы трахали его жену.

– Нет! Мы не… я не…

– Ну значит, собирались трахнуть. Если не ошибаюсь, это называется прелюдия. Зато, чтобы привести эту вашу дубинку в рабочее состояние, вам никакая прелюдия не понадобилась. Какого черта вы делали с дубинкой в постели, если мне позволено будет поинтересоваться?

– Она была не в постели. Она лежала рядом, вместе с моей одеждой.

– Понятно. Конечно, вы следите за репутацией. Нигде не показываться без трости. Даже в момент, когда вы совершаете прелюбодеяние…

– Макуэри, я вас умоляю, давайте останемся в двадцатом веке.

– Именно туда я и направляюсь, мистер Гоинг. Именно туда. Что это было для вас – непреодолимая страсть или просто способ провести время? Скажите мне – вы и прекрасная Эсме, вы любили друг друга?

– Я никогда не знал в точности, что подразумевается под этими словами.

– Верю. Но давайте углубимся в этот вопрос. Вы обменивались словами теплой привязанности? Может быть, например, Эсме когда-нибудь говорила вам, что предпочитает вас Гилу?

– Не знаю, почему вы считаете себя вправе задавать такие вопросы.

– Возможно, я ошибся, но мне показалось, вы только что признались мне кое в чем, и это дает мне права, которых нет ни у кого другого. Я ошибся?

– Зачем вам нужно это знать?

– Потому что я должен принять решение. И оно сильно зависит от того, насколько серьезной была ваша связь с миссис Гилмартин.

– Мы стали любовниками.

– Но любви между вами не было. Верно? Слово «любовники» в наше время приобрело весьма техническое значение.

– Мы исследовали параметры своих отношений.

– О, какое дивное слово! Вы измеряли и подсчитывали свои чувства друг к другу, прежде чем объявить о своей любви. А для этого нужны были частые упражнения в постели, да?

– Макуэри, вы очень злобны и весьма пуритански смотрите на дело. Я уверен, что вы просто завидуете. Эсме – очаровательная женщина.

– И честолюбивая. В конторе ходят слухи, что она считает свою красоту и талант весьма пригодными для телевидения и что вы могли составить ей протекцию – прошу прощения за неделикатность – в этом незнакомом для нее мире.

– Ну и что?

– А вот что: не вступила ли она в связь с вами в качестве ответной услуги? А может… простите меня еще раз… может, это был задаток?

– Макуэри, вы… вы говно!

– Нет, отнюдь нет, мой милый. Я даже отдаленно не фекален. Но я должен решить, что с вами делать, а для этого мне нужно знать кое-что. Я научился такому способу расследования в детстве. Мой отец, знаете ли, был полисменом. Не рядовым патрульным, хотя начинал именно с этого, в Эдинбурге. Но в отставку вышел с поста шефа полиции крупного шотландского графства. Он был хороший детектив – настоящий, понимаете, а не как эти, в книжках. И еще он был прагматиком: как он говорил, это значит приписывать всем самые низкие мотивы – и надеяться, что ты ошибся, конечно. Поэтому, я надеюсь, вы понимаете: чтобы докопаться до сути этого дела, я должен считать, что Эсме вас использовала, а у вас хватило глупости на это клюнуть.

– Неужели она способна на такую низость?

– Разумеется, способна, но что тут низкого? Она амбициозна. Вероятно, она подсчитала стоимость и решила заплатить… традиционной монетой. Это такая шутка, на случай если вы не поняли. Вы далеко не так отвратительны, как многие ступени лестниц, которые приходится преодолевать амбициозным женщинам. А сейчас, как я понимаю, она нашла другую лестницу, за продвижение по которой платит другой монетой. Агента, который выполняет ее желания и берет за это десять процентов.

– Этот шут Хорнел?

– Если она сменяла арлекина – вас, мой милый, – на шута, то, надо полагать, потому, что он может доставить ей желаемое, а вы нет. Шуты обычно очень умны.

– О боже! Женщины!!!

– И мужчины. Амбициозные люди играют одинаково, к какому бы полу они ни принадлежали. А мы с вами живем в просвещенные времена, как вы, я заметил, довольно часто указываете в своих критических статьях.

– Я был о женщинах лучшего мнения.

– А мой отец – никогда. Varium et mutabile semper, так он любил говорить. Видите ли, он получил хорошее шотландское образование. Он и на общедоступный язык это переводил: Изменчива и ненадежна – пффф-пффф – Женщщщина[78]. Надо полагать, мистер Гоинг, вы сами никогда не бывали… пффф-пффф?

– Она меня использовала!

– А вы и не подозревали?

Нюхач сильно приуныл.

– Мы как раз об этом тогда и говорили, – произносит он наконец.

– В роковую ночь? Вы поссорились?

– Не совсем, но ссора назревала. И тут ворвался Гил.

– После того как вы побыли, как вы выразились, любовниками, вы начали спорить?