Книга Эксплеты. Лебединая башня - Ирина Фуллер

Чуть подкрепившись, она обратила внимание на Даррита, ожидая каких-либо пояснений. Он посмотрел в сторону, и, проследив за его взглядом, Омарейл увидела два больших тюка.

– Что это? – спросила она, кивнув на свертки.

– Мои вещи, – ответил Пилигрим мрачно.

Она с надеждой взглянула на него.

– Вы идете с нами? – спросила Омарейл, с трудом сдерживая улыбку.

Так и не получив ответа от угрюмого мужчины, она продолжила завтрак, чувствуя себя почти счастливой.

– Где живет Мраморный человек? – спросила она, когда Май подал ей чашку сладкого чая.

Он пожал плечами и перевел взгляд на Пилигрима. Тот тоже уже наслаждался горячим напитком, и это, похоже, немного улучшило его настроение.

– За горой, – сказал он и мотнул головой, вероятно, указывая направление, в котором им предстояло идти.

– Как мы туда попадем? Только не говорите, что нам придется взбираться в гору!

Омарейл уже поняла, что, несмотря на регулярные занятия спортом, ходьба на длинные дистанции не была ее сильной стороной.

– Нет, мы доберемся до Эльмберта, он в двадцати километрах отсюда, а там возьмем повозку. Есть дорога, по которой можно и подняться, и спуститься с горы. Она, конечно, разбитая, но все лучше, чем добираться пешком. Там, на той стороне мы переночуем в ближайшей деревне. Есть достойный постоялый двор прямо на берегу озера. После, на той же повозке доедем до дома Эддариона, Мраморного человека. К вечеру завтрашнего дня, если все пойдет по плану, мы будем у него.

– Звучит неплохо, – улыбнулась Омарейл.

Все описанное выше давало ей основания надеяться на возможность принять ванну. Пилигрим криво усмехнулся, а затем нахмурился.

– Вот за это не люблю вас, эксплетов.

Он отвернулся.

– О, простите, Пилигрим, что случайно вытянула вас из болота самобичевания и досады. Хотите, погрущу, чтобы вернуть вас обратно.

– Да катись ты в бездну. Послала тьма тебя на мою голову.

– Принято говорить «послало солнце тебя на мою голову», – поправила его Омарейл.

– Какое «солнце», исчадие ночи!

Пилигрим встал, схватил тюки и пошел прочь.

– Жду вас у главного входа. Пошевеливайтесь.

Буря, постояв у окна еще немного, тоже вышла из зала. Омарейл посмотрела на Даррита.

– Какая удача, что он согласился, – сказала она.

– Удача, – кивнул он, самодовольно подняв брови.

Полуусмешка, что всегда была на его лице из-за шрама, превратилась в надменную ухмылку.

Омарейл покачала головой.

– Он согласился, потому что, как я поняла по словам Бури, у него слабость к геройству, любит помогать нуждающимся. А еще…

– …а еще он сделал это из желания досадить Буре, – кивнул Даррит.

Да, она была удивлена его осведомленности. Но самодовольное выражение лица мужчины вызывало только желание уличить в промахе. Впрочем, уже через мгновение Даррит заговорил совершенно серьезно, от былого самолюбования не осталось и следа:

– Я уже говорил вам, люди чувствуют диссонанс, если их собственные чувства слишком противоречат вашему посылу. Более того, Пилигрим знал о том, что вы можете воздействовать на него. Люди обычно не любят, когда ими манипулируют.

– Но все всё время друг другом манипулируют, разве нет?

– Да. Но чтобы это не вызывало досады, делать это следует незаметно.

Даррит чуть приблизился к ней, говоря медленно и проникновенно, чтобы каждое слово достигло ее сознания:

– Прислушивайтесь к эмоциям людей прежде, чем воздействуете на них. Если бы вы уделили чуть больше внимания чувствам Пилигрима, то поняли бы, что отказ помогать вам вызывал в нем чувство вины. Стоило лишь немного усилить это чувство, чтобы он поддался на уговоры. Но не следовало слишком давить. Пилигрим – человек гордый и предпочитает самостоятельно принимать решения. Это вы тоже могли почувствовать и использовать.

– Как?

– Буря. Она не рада Пилигриму, и было легко усилить ее чувство неприязни. Дальше она все сделала сама. Затеяла откровенный разговор, я полагаю? Попыталась убедить оставить ее в покое? Это должно было вызвать в нем желание сделать все наперекор.

Омарейл задумчиво кивнула. Май же покачал головой:

– Вы двое и правда исчадия ночи. Вас нельзя подпускать к живым людям.

Даррит сложил руки на груди, а Омарейл недовольно сжала губы.

– Еще один совет, – сухо сказал он ей, – старайтесь никому не рассказывать о вашем даре. Простые люди не готовы принимать его.

Май закатил глаза и что-то сердито пробормотал себе под нос.

Они вышли из дворца и в течение часа шли по лесу. Утром идти по нему было не так страшно, как ночью, и все же Омарейл вздрагивала от резких звуков, что раздавались то тут, то там.

Успела она и насладиться суровой красотой природы этих краев. Было морозно, но снега нигде видно не было. Устланная коричневыми иголками, шишками и пожухлой травой земля затвердела от ночных холодов, что помогало в пути.

Вокруг, сколько хватало взгляда, были видны только ровные коричневые стволы. Высокие сосны упирались в небо, и ветер тихонько шумел в их ветвях.

Путники вышли к дороге – той, по которой прибыли сюда из Фостордора, и дальше продолжали идти вдоль нее. Шагать по проторенному пути было гораздо легче, но вскоре Омарейл начала испытывать раздражение даже от мелких камней, что попадались под ноги. В животе урчало, в горле пересохло. Прогулка давалась ей нелегко, а ведь у нее даже не было груза – вещмешки и тюки распределили между собой все остальные, сочтя Омарейл слишком слабой. Она не стала возражать.

– Долго нам еще идти? – она ни к кому конкретно не обращалась.

Даррит, что шел впереди, обернулся, затем окликнул Пилигрима и предложил сделать привал.

– Не прошло и двух часов, – буркнул тот, но остановился.

Омарейл была счастлива присесть на завалившийся на обочину ствол дерева. Бархатные кресла в ее гостиной никогда не казались ей и вполовину столь же удобными. Пилигрим достал фляжки с водой, Даррит извлек из своих вещей вяленые ягоды и орехи. Все отдыхали молча. Май развалился прямо на земле, запрокинув голову на бревно, и с улыбкой любовался серым небом над головой. Он находил удовольствие в их путешествии, остальные выглядели сурово и собранно.

Хотелось сидеть и сидеть там, вдыхая свежий лесной воздух. Но если от ходьбы было жарко и спина покрывалась потом, то от неподвижного отдыха вскоре стало холодно. Пилигрим велел всем встать и продолжить путь.

Омарейл начала скучать. Пейзажи почти не менялись: дорога была однообразной, как и лес, что обрамлял ее. Конца ей видно не было, и осознание того, что идти предстояло еще долго, давило на Омарейл.