Книга Горький вкус времени - Айрис Джоансен

– Безопасно. – Жюльетта опустила этюдник. – Дюпре уехал из Парижа, и никто меня не узнает. У меня есть совершенно замечательный парик, в котором я сама на себя не похожа.

Катрин скептически покачала головой.

– Хватит киснуть. Я очень хорошо поступаю, позволяя тебе обходиться без меня. – Глаза Жюльетты блеснули. – Я бы наверняка не вынесла, если бы ты стала душить меня заботой.

– Но ты по крайней мере вернешься в Вазаро перед Парижем?

– Разумеется. Хочу написать Мишеля.

Катрин улыбнулась. Жюльетта по-прежнему боялась признаться в любви или показать ее.

– Когда ты вернешься, тогда мы все и обсудим. – Она поднялась. – Оставляю тебя работать и велю подать ужин.

– Подожди. – Жюльетта бросила этюдник на подоконник. – У меня есть для тебя подарок. – Она прошла к лакированному столу розового дерева и открыла средний ящик. – Пообещай мне, что воспользуешься им.

– Подарок? – Катрин вспомнила день, когда Жюльетта подарила ей медальон с миниатюрой. Казалось, это было в другой жизни.

Жюльетта достала из ящика большую книгу, переплетенную в красный сафьян.

– Это дневник, и ты опишешь в нем каждый день. Я пометила страницы. – Она помедлила. – Начиная со второго сентября 1792 года.

Улыбка Катрин растаяла.

– Аббатство.

– Он не предназначен ни для чьих глаз, кроме твоих. – Жюльетта вложила дневник в руки Катрин. – Он поможет тебе, Катрин.

– Нет…

– Мне помогло. Жан-Марк заставил меня написать то, что произошло, и… Я ненавидела его все время, пока писала этих негодяев. – Глаза Жюльетты встретились с взглядом подруги. – Но это освободило меня. А я не хочу, чтобы ты оставалась узницей, когда я уже на свободе.

Катрин неуверенно улыбнулась.

– Я не умею рисовать.

– Но ты умеешь писать картины словами. У тебя с книгами гораздо лучше получается, чем у меня. Обещай мне, что сделаешь это.

– Сейчас я не могу.

Жюльетта кивнула.

– Оставь первые страницы незаполненными, а потом вернешься к ним. Но когда-нибудь ты все опишешь.

– Когда-нибудь да.

– Скоро?

Катрин обняла подругу.

– Скоро. А теперь позволь мне уйти, пока я не разревелась, а ты не разозлилась на меня за то, что я хнычу. – Катрин задержалась у двери. – Жан-Марк с Франсуа вернутся к вечеру?

– Не знаю. Если бы ему удалось, он бы отплыл сразу, не возвращаясь сюда. Но перед отъездом ему захочется убедиться, что ты совсем поправилась.

– В таком случае за ужином мы будем втроем.

– Но ты ведь говорила и о мальчике.

– Я ненадолго отослала Филиппа. Он уже давно не виделся с семьей. – Катрин направилась к двери. – Сейчас Вазаро в нем не нуждается.

– И хозяйка Вазаро – тоже, – негромко прибавила Жюльетта.

– Да, и она. – Катрин неожиданно почувствовала себя невесомой, словно что-то заключенное в ней отпало. Ее руки крепче сжали дневник. – Совсем.

* * *

Жан-Марк прибыл в Вазаро только после полуночи, Франсуа с ним не было.

Жюльетта выпрыгнула из постели, услышав его шаги по камням подъездной аллеи, и, когда Жан-Марк стал подниматься по ступенькам, она распахнула дверь.

– Есть у нас корабль?

– Корабль есть у меня, – отозвался Жан-Марк. – «Удача» ожидает в гавани. Франсуа задержался в Каннах. Он переговорит с представителями порта, чтобы мы могли отплыть завтра вечером.

– Хорошо, что он занимается полезным делом. – Она смотрела на Жан-Марка. Глубокие усталые складки залегли вокруг его рта, и было ясно, что он не в самом добром расположении духа. – Вы ужинали?

– Перед отъездом из Канн. – Жан-Марк окинул взглядом девушку. – Вы всегда надеваете на ночь это малопристойное одеяние?

Жюльетта посмотрела на необъятную белую ночную рубашку, в которой она просто утонула.

– А что? Мари была очень добра, что дала ее мне, она удобная и теплая. Здесь ночи не такие прохладные, как в Париже, но все равно…

– Не имеет значения. – Жан-Марк закрыл дверь и прошел через вестибюль. – Спокойной ночи, Жюльетта.

– Знаете, я ведь еду в Испанию с вами.

Жан-Марк не обернулся.

– Нет.

– Я говорю по-испански. Она моя мать. Я нужна вам.

– Я не собираюсь с вами спорить. Я устал. Весь день мне досаждали жадные чиновники, которых я с удовольствием утопил бы, а не подкупал, и мне еще надо найти способ избавиться от Франсуа до отъезда.

– Но я действительно нужна вам. Жан-Марк обернулся, и Жюльетта замерла, увидев выражение его лица.

– В этом путешествии ваша роль сводилась бы лишь к Удовлетворению моих насущных плотских потребностей. Я буду только употреблять вас. – Он говорил с нарочитым Цинизмом, задавшись целью отвратить ее от опасного путешествия. – Если же все-таки вы решитесь, то знайте: ваши функции будут заключаться именно в этом. Понятно?

– Вы мне угрожаете?

– Нет, я вас предупреждаю. – Жан-Марк криво усмехнулся. – Одному богу известно, почему у меня не было женщины с тех пор, как я уехал из Марселя, и сейчас я разгорячен так же, как ваш похотливый герцог де Грамон.

– Он был не мой, а моей матери.

– За что я несказанно благодарен. Но даже если бы вы побывали в постелях всех дворян Версаля, я все равно пригласил бы вас в свою.

– По-моему, это было бы неумно. У большинства из них французская болезнь.

– Могу вас заверить, что в моем нынешнем состоянии это не имело бы для меня ни малейшего значения.

– Это было бы неразумно с вашей стороны. Недолгое удовольствие, а потом в высшей степени… – Жюльетта умолкла. Она мгновенно осознала, что слова нужны ей, чтобы спрятать вновь охватившее ее томление внизу живота, настойчивое покалывание в грудях, непроизвольное затвердение сосков и яростный жар, опаливший ее бедра…

Взгляд Жан-Марка был прикован к лицу девушки.

– Не делайте этого, Жюльетта. Я в странном положении – я уважаю вас, а это для меня необычно. Раз в жизни пытаюсь забыть о своем желании и отпустить вас на свободу. – Он помедлил. – Вы были правы. Я никогда не любил женщины и не собираюсь влюбляться. Для меня все это игра, которую я должен всегда выигрывать. Я никогда не сдаюсь. Если вы не хотите, чтобы наши отношения закончились обычным приятным образом, вы останетесь в Вазаро. – Он стал подниматься по ступенькам. – А если вы все же решите поехать, то не берите с собой эту неописуемую рубашку. Первое, что я сделаю, – это выброшу ее за борт.