Книга Знамя Победы - Борис Макаров

Мать и дочка были одеты в одинаковые зеленые пальто и одинаковые, такого же цвета, береты.

Белокурые, голубоглазые, бледнолицые мама и дочка выглядели нежными, хрупкими, беззащитными…

– Дома нас папа ждет. Он болеет. Находится в больнице. Нам нужно как можно скорее улететь. Помогите, люди добрые!

Женщина аккуратно вытерла платочком щечки вдруг заплакавшей девочки и смахнула слезинки со своих глаз.

…Справа от меня поднялся высокий худощавый солдат в серой, явно неновой шинели и больших, тоже неновых, кирзовых до блеска начищенных сапогах.

Он, сутулясь, подошел к женщине, как-то боком, явно стесняясь и смущаясь, подал деньги и вернулся назад.

…Слева от меня поднялась с кресла маленькая, одетая в клетчатое демисезонное пальто, повязанная явно самовязанной шалью, старушка.

Подойдя к женщине и девочке, она подала девочке конфету и, порывшись в кошельке, – деньги женщине.

– Куда летишь-то, милая?

– К мужу, домой летим, в Челябинск. Спасибо вам, спасибо!

– Ну с Богом, ну с Богом!..

…Подталкивая друг друга плечами, пошли к пострадавшим двое парнишек в казенных серых куртках и черных фуражках – явно ученики какого-нибудь ПТУ.

…Я оглянулся. Позади меня поднимался широкоплечий парень в куртке цвета хаки с лучистым орденом. Одной рукой он опирался на трость. В другой комкал денежные бумажки…

…Чуть подальше явно молодые родители подталкивали девочку похожую на девочку, стоящую с матерью перед залом:

– Иди, иди. Не стесняйся. Беги, отдай денежки тете. Учись помогать людям в беде…

«Вот они, люди – россияне, земляки мои! Вот он, какой наш народ! – подумал я и почувствовал, как влажнеют глаза. – Что же я-то сижу…» Я нащупал в грудном кармане пиджака деньги.

За день до отправки домой мы получили командировочные. Насколько я знаю, в то время было принято – выплачивать командированным командировочные перед их отправлением домой. Наверное, неписаное правило разработал мудрый, знающий русский, российский характер человек. Выплати командировочные сразу – и вырвавшийся на свободу из-под надзора жены и начальства человек забудет, зачем он приехал в командировку…

… – Я слышал, вы должны лететь в Челябинск…

– Да. У нас там дом, муж, папа. – Женщина наклонилась к дочке. – Потерпи, лапушка. Скоро, скоро полетим. Домой. К папе.

– Домой. К папе… – Девочка снова заплакала. – Домой. К папе.

– Эх! Была не была! Транжирим больше! – Я сунул руку в карман пиджака. – Сколько стоит билет до Челябинска?!

Женщина не задумываясь назвала цену билета.

Рука моя дрогнула и остановилась. Богатырский, купеческий, русский размах уменьшился вдвое. «Дома жена, дети. Ждут подарки, к тому же московские…» – пискнул внутри меня голосок если не жадины-говядины, то жадинки-говядинки.

И все же не хвастаясь скажу: сумма, данная мной пострадавшим от воров женщине и девочке, была солидной.

– Хватит?

– Хватит! Спасибо! Хватит!

Женщина и девочка ушли.

…Прошло около часа. Мне надоело сидеть и смотреть в одну сторону. Не читалось. Я решил сменить обстановку – поднялся на второй этаж зала. Второй этаж фактически ничем не отличался от первого. В таких же креслах, как и на первом, сидели – дремали, читали, что-то жевали, зевали люди.

Я сел в одно из свободных кресел и решил расслабиться. Устроился поудобнее. Закрыл глаза.

И вдруг…

– Простите меня, добрые люди! Никогда в жизни я ни к кому не обращалась за помощью. Помогала сама. Но сегодня я оказалась в беде. Вчера вечером у меня украли сумку с документами, деньгами, билетом на самолет. Помогите нам с дочкой, и мы будем всю жизнь молиться за вас.

Мать и дочка были одеты в одинаковые зеленые пальто и одинаковые, такого же цвета, береты.

Белокурые, голубоглазые, бледнолицые мама и дочка выглядели нежными, хрупкими, беззащитными…

– Дома нас папа ждет. Он болеет. Находится в больнице…

…Не встал.

…Не одернул.

…Не пристыдил.

…Не знаю почему, но о том, что видел в московском аэропорту, я никому не рассказывал. Может быть, потому, что не только видел…

…Недели через полторы-две читинские писатели в свою очередь встречали московских коллег. Такое бывало. Иногда разные мероприятия наслаивались одно на другое. Мы жили в плановое время и работали по планам, имеющим силу законов. А планы, как и законы, составляют, принимают, утверждают и выполняют люди…

…Москвичей мы встречали у трапа самолета. Как водится в писательской среде, обнялись, потискали друг друга, сели в машину. И опять, как водится в писательской среде, посыпались шутки, подначки. Наши гости были возбуждены тем послеполетным возбуждением, которое, наверное, испытывал каждый, кому приходилось летать, особенно на дальние расстояния. Они громко смеялись. Остро реагировали на каждую шутку, легко переходили в разговорах с темы на тему.

– Ну, друзья, везите нас не в гостиницу, не в ресторан, а прямо в свою бухгалтерию. Выплатите нам командировочные. Поверьте на слово: отработаем – прорецензируем рукописи, проведем встречи с читателями, – обратился к нам, конечно, имея в виду ответственного секретаря Читинской писательской организации, маститый прозаик и поэт Х-н.

– Правильно, – поддержал его известный сатирик Н-в, – поиздержались мы изрядно. Однако, учтите, совершили благородный поступок. Выручили из беды женщину с ребенком. К тому же не дали людям потерять веру в людей.

Надо же, нашелся мерзавец – украл у женщины сумку с деньгами, с билетом на самолет. Видел же, что она с маленькой девочкой…

И тут меня осенило…

– Действительно мерзавец. Видел же – женщина молодая, неопытная, лет двадцати пяти, девочка лет трех-четырех. Одеты скромненько – в зеленых пальто, зеленых беретиках. Белокурые, голубоглазые, бледные, хрупкие, беззащитные…

Наши гости с изумлением смотрели на меня:

– Провидец?..

– Мы здесь, в Забайкалье, в Сибири, все такие. Могу продолжить: летят они к папе. Папа в больнице лежит…

– Признавайся, кто тебе телеграфировал, звонил, кто успел рассказать об этой истории?!

– Ладно, не буду вам мозги морочить. Недели полторы, от силы две назад там же, в Домодедово, я помог обворованной злодеем бедной женщине с ребенком купить билет до Челябинска.

… – Мы – до Владивостока…

* * *

Российский юмор – своеобразный юмор. Есть в нем какая-то, только ему присущая загадочная, горьковатая сердцевинка, вроде горькой косточки в сладкой ягодке черемухи.

Услышишь или сам расскажешь, казалось бы, смешную историю, а никто не смеется – ни слушатели, ни рассказчик.