Книга На четвертый раз везет - Кайса Ингемарсон

Настроение Ральфа продолжало колебаться между раздражением, извинениями и изредка – проявлениями нежности. Если бы Пауле было куда идти, она с радостью покинула бы квартиру на Карлаплан, по крайней мере на время, но единственной альтернативой по-прежнему оставался дом отца и Аниты. Лучше уж терпеть Ральфа. Или, вернее, заставлять его терпеть Паулу. Это ведь она ему мешала, со всей очевидностью.

За месяц до премьеры Паула и Генриэтта должны были вместе фотографироваться для афиши. Кинокомпания заказала самого известного стокгольмского фотографа, и, оказавшись в невероятно стильной студии, Паула словно перенеслась обратно в нью-йоркское рекламное бюро. Благодаря окнам в потолке помещение заливал свет, хотя за окном был пасмурный ноябрьский день. На стенах висели увеличенные копии фотографий, знакомых Пауле по различным репортажам и рекламным кампаниям. Гримерша из съемочной группы пришла вместе с ними, и после того, как она расчесала тщательно уложенные волосы Паулы на уродливый пробор, к которому пришлось привыкать во время съемок, та снова облачилась в застиранный ширпотреб.

– Мне нужно настроение, – объяснял фотограф, и ассистент, стоявший рядом, слушал его с таким видом, словно был готов немедленно броситься на поиски этого самого настроения.

Напряженная атмосфера нервировала Паулу, но Генриэтта была абсолютно спокойна.

– Какое настроение? – спросила она.

– Сильная связь, вина, сдержанная агрессия… – жестикулировал фотограф.

– Вы смотрели фильм? – осмелела Паула.

– Нет, – обиженно ответил фотограф. – Сделаем так: головы близко друг к другу, напряженные взгляды на черном фоне…

Паула попыталась вернуть его расположение:

– То есть как на самых модных афишах?

Вопрос оказался не к месту. Ассистент нервно кашлянул. Генриэтта незаметно поднесла руку ко рту, скрывая улыбку. Фотограф фыркнул.

После целого часа сдержанной агрессии и напряженных взглядов фотограф наконец остался доволен. Паула и Генриэтта удалились в небольшую комнатку для переодевания. Генриэтта положила руку на плечо Пауле:

– Как ты? Скоро премьера.

– Нервничаю. Словно жду поворота, который окончательно предопределит мою жизнь.

Генриэтта кивнула:

– Понимаю. Будто выложилась до предела и внутри ничего не осталось, так?

Формулировка казалась неожиданной, но, едва Генриэтта произнесла эти слова, Паула ощутила их точность.

– Именно так! И у вас то же чувство?

Генриэтта улыбнулась:

– Сейчас нет, но я помню, каково было в начале. Прежде всего с такими режиссерами. Которым нужно все. Ощущение, что у тебя не остается ничего своего. В таких случаях важно отстоять себя, не забывать, кем ты была прежде. У тебя же есть своя жизнь, правда?

– Угу. – Паула подумала о том, как живет последнее время, как ее мир сжался до размеров пустой квартиры Ральфа. Генриэтта внимательно посмотрела на нее. – Вы читали ту вечернюю газету? – со вздохом спросила Паула наконец.

– Да. Это правда?

Паула снова вздохнула, на этот раз еще глубже:

– Да…

– Нет причин морализировать. Разве нельзя встретить свою любовь на съемочной площадке? – мягко произнесла Генриэтта. И правда, разве так не бывает? Эта мысль казалась спасением среди упреков. – И ты ее встретила, так?

– Все произошло так быстро… – Паула подумала о Ральфе. – Но я влюблена в него. Наверное, – тихо добавила она.

– А он?

– По крайней мере, был.

– Был?

– Я не понимаю, что происходит с ним сейчас.

– Разве вы не живете вместе?

– Да, временно, но видимся нечасто. Он почти круглые сутки работает над фильмом.

Генриэтта кивнула, дружелюбно глядя на Паулу.

– Не всегда знаешь, что правильно, а что нет, – сказала она. – Иногда приходится действовать методом проб и ошибок.

Пауле хотелось обнять Генриэтту. Наконец-то кто-то понял, признал ее правоту!

– Помни только, что у тебя есть своя жизнь, которая началась задолго до Ральфа Брюгге и фильма «Билет».

Сказав это, Генриэтта повернулась к зеркалу и принялась вычесывать из седых волос лак, превративший их в подобие шлема.

* * *

Афиши были расклеены по всему городу. Едва открыв газету, Паула увидела себя, Генриэтту, напряженные взгляды и сдержанную агрессию. Оставалось всего несколько дней. Ощущение вакуума, преследовавшее ее последнее время, усиливалось с каждым днем. Казалось, Пауле вот-вот станет нечем дышать. Единственной отдушиной были разговоры с Анной, неизменно ее подбадривавшей. Пауле приходилось звонить подруге чуть не каждый день, чтобы не задохнуться.

– Я жутко нервничаю.

– Паула, все будет хорошо!

– Но представь себе: вдруг все рецензенты возненавидят Ральфа Брюгге и станут поливать фильм грязью? И меня заодно… – жалким голосом пролепетала Паула.

– Эй, не болтай чепухи, с чего им ненавидеть Ральфа Брюгге?

– Чтобы… я не знаю… спустить его с небес на землю.

– Ладно. – Анна сменила тактику. – Даже если фильм провалится. Даже если вы все провалитесь…

Паула испустила стон.

– Подумай, всего год назад этого фильма в твоей жизни вообще не было. И Ральфа Брюгге… Ты просто будешь жить дальше. И вспоминать все как приключение.

– Приключение? Вроде работы на овечьей ферме в Новой Зеландии?

– Типа того.

– Но что мне делать дальше? После провала актерской карьеры.

– Вообще?

– Да.

– А что ты собираешься делать, если фильм получит успех? – парировала Анна.

Паула умолкла. Разумеется, она задавалась такой мыслью, но не позволяла себе додумать ее до конца. Видела перед собой только некое слабое таинственное свечение и внушала себе, что все образуется. И сама понимала, насколько это наивно.

– Не знаю…

– Сказать тебе, что нужно делать в эти дни, оставшиеся до премьеры? – продолжила Анна, не дожидаясь ответа. – По-моему, думать именно об этом. О том, чем ты будешь заниматься, что бы ни произошло с фильмом.

– План «Б»?

– Скорее план «А».

Паула снова умолкла.

– Ты придешь на премьеру?

– Конечно! Мы получили билеты вчера. Родители Стуре посидят с Эббой. Впервые! Я несколько недель сцеживала молоко, так что смогу пойти и на фуршет. Если не будет ломки…

– После алкоголя?

– Нет, глупая! После Эббы.

– А, точно. – Паула в самом деле почувствовала себя глупо.