Книга Три короны для Мертвой Киирис - Айя Субботина

— Ненавижу тот день, когда привез тебя в Мерод, — выплюнул ей в лицо Рунн. Обхватил ее за талию, притянул к себе.

Плевать, он говорит это от бессилия.

Все они любили ее, каждый по-своему. И она, по-своему, дорожила каждым из них. Возможно, когда-нибудь, когда они и их дети, и внуки, и дети внуков станут прахом в земле, ей будет даровано прощение. То, которое Киирис не хотела и не могла дать себе самой.

— Ты обязательно еще будешь счастлив, Рунн, — сказала она, услужливо подставляя шею.

Его рука не дрогнула, и мастерское прикосновение к шее оказалось почти приятно-ласковым. Киирис услышала, как где-то внутри ее головы раздался разочарованный вопль и счастливо улыбнулась.

Рунн бережно уложил ее около брата, так, чтобы перед смерть Киирис могла видеть в зеркале отражение Дэйна. Она не разобрала его сбивчивый шепот, потому что была слишком слаба, чтобы хвататься за ненужную и бессмысленную реальность. Ее место было там, в Осколке.

Жизнь медленно и неумолимо вытекала из нее, превращаясь в подобие дорого красного шелка для их с Дэйном странного ложа. Киирис отчаянно тянулась к зеркалу, звала реликвии и подчиняла своей воле. А когда, наконец, гладкая поверхность распахнулась перед ней, мейритина схватила тень Дэйна за руку и одним рывком, в который вложила все силы, вытолкнула в реальность.

«Пожалуйста, пусть все получится. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»

Мир расплывался перед глазами, ее стремительно утаскивало в зеркальный водоворот, в мир, где живым не было месте. В мир, где она разменяла себя на куда более важную жизнь человека, которого любила всем своим израненным сердцем.

Но перед тем, как она окончательно перешагнула за грань, Киирис все же увидела в отражении, как дрогнули светлые ресницы Дэйна, как он, морща лоб, с трудом открывает глаза, пробуждаясь словно ото столетнего сна.

— Киирис…?

Она все-таки успела подарить ему последнюю улыбку — и упала. Без сожаления, без раскаяния, точно зная, что не желала бы прожить иной жизни, если только так могла узнать своего императора. И прожила бы такую же жизнь снова и снова, множество раз, лишь бы еще хоть раз увидеть лучики морщинок вокруг его глаз.

«Я же говорил, что тебе здесь не место, Кровь богов».

«Говорил, — согласилась она, — как и тебе».

Раслер хрипло и жестко рассмеялся. Киирис не хотела оглядываться, не хотела видеть, чем он успел стать, раз каким-то чудом сохранил жизнь, да еще и так запросто расхаживает там, где ему не место. И все же, она посмотрела.

Точно так же, как и она, он был предназначен судьбой для того, чтобы стать вот этим: безупречным, идеальным владельцем этого мрачного последнего пристанища заблудших душ. Он больше не выглядел потерянным двадцатилетним молодым мужчиной, он был жестким хозяином самой смерти, едва ли не таким же полноправным, как и сама Костлявая. Его тело пульсировало разрушительной аурой. Боги, он же…

«Дэйн всегда учил меня: покори то, с чем не можешь справиться, — вторгся в догадку его голос. — Жаль, не могу показать тебе сотни миров, где я успел побывать, Кровь богов. Жаль, ты не можешь разделить со мной это тончайшее наслаждение. — И уже тише, с почти прежней грустью. — Жаль, что тебе уже пора уходить».

«Я не могу, я умерла».

«Когда этакая безделица меня останавливала?» — усмехнулся он.

А потом утопил пальцы в ее бестелесной плоти, вырывая, словно проклятые наросты, то немногое, что осталось от отравляющих ее ипостасей. Облегчение было таким сокрушительным, что Киирис непременно упала бы, но Раслер привлек ее к себе.

«Ты теперь сама смерть, Наследник костей? Первозданная теругия?»

«Я — это всего лишь я, Кровь богов. Уходи, — он брезгливо стряхнул с пальцев темные сгустки ее покалеченных душ, — живи за нас двоих».

«Пойдем со мной!»

«И разменять божественное на смертное? Может быть, когда-нибудь, когда мне надоест эта тишина…» — Раслер ухмыльнулся — и вытолкнул ее обратно.

Эпилог

Шесть лет спустя

Лошади были прекрасны. Два белоснежных жеребца, длинноногих и стройных, крепких и норовистых. На каждого из пары пришлось выдать по два конюха, но и такому тандему было сложно справиться со свободолюбивыми животными.

— Я знала, что Рунн не оставит племянников без особенного подарка в день их пятилетия.

Киирис потихоньку встала: ноша второй беременности была очень приятной, но она готовилась родить уже к концу следующей недели и, честно говоря, порядком устала чувствовать себя неуклюжим колобком. Словно услыхав ее мысли, ребенок в животе несколько раз недовольно пнулся.

— Нельзя быть такой вредной, маленькая наследница, — ласково пожурила ее Киирис, успокаивающе поглаживая живот ладонью. — Ну, по крайней мере, до тех пор, пока твой отец не даст на это своего разрешения.

— Если то же самое ты говорила близнецам, мои императрица, то я начинаю понимать, откуда их своенравие и непослушание.

Дэйн отобрал повод у конюхов, спокойно выдержал дурную реакцию коня на попытку его усмирить: животное встало на дыбы, застучало копытами по воздуху, грозя оставить на наглеце отпечатки подков. Император рванул повод, вынуждая коня угомониться. И сделал это еще несколько раз, пока жеребец, наконец, не устал сопротивляться. Только потом позволил себе слабость потрепать коня по голове, погладить холеный лоснящийся бок.

Император нэтрезов усмирял и покорял все, что желал умирить и покорить, и за шесть лет совместной жизни Киирис не помнила ни единого исключения из данного правила. В этом был весь Дэйн: его воля была первой и последней непреложной истиной. Раньше Киирис казалось, что именно в этом и заключается его тирания, но каждый день совместной жизни доказывал обратное: только наведя порядок, научив людей видеть и понимать правильные вещи даже сквозь туман войны, можно научить их мыслить и жить. Именно так прозрела она сама.

— Как будто я не могу купить своим сыновьям коней, — делано проворчал Дэйн, хоть и слепой бы увидел — он доволен. И не столько подарком, сколько тем, что Рунн, впервые за шесть лет после бегства, дал о себе знать.

Это послание было немногословным: всего пара строк на дорогом пергаменте с золотой печатью. Пожелания Наследнику тумана и Наследнику огня расти крепкими и смелыми, сильными и мудрыми, как их отец. И ни намека о том, что с ним теперь и в какой стороне света его искать.

— Их сбруя стоит нескольких деревень, — заметила Киирис, приблизившись к мужу. — Твой брат говорит, что у него все хорошо, и где бы он ни был, кем бы ни стал, по крайней мере, он не бедствует.

— Да уж, если Рунн сыт и окружен женщинами, то его будущее ясно, как солнечный день.

— Уверена, брат еще не раз тебя удивит.

Оба жеребца косились на Киирис голубыми глазами, не проявляя ни капли дружелюбия. Она не боялась, ведь рядом был Дэйн — ее скала от всех невзгод. Его любовь стала пристанищем для ее израненной души, исцелила то, что, казалось, было безоговорочно уничтожено.