Книга Свой дракон - Галина Львовна Романова

– Я.

– Ты что там делал? – Вилий-Вилия вскочил, хватаясь за оружие.

– Купался, – почти честно ответил горец. А что? Он же приводнился в речку и успел промокнуть.

– Сейчас?

– Ну и что? У нас в горах в эту пору уже давно…

– Не заговаривай мне зубов! Я тебе не верю!

– Не верь, – вздохнул он. – Пройти дашь?

– Нет. Ты должен объяснить, что делал вне пределов лагеря без разрешения начальства.

– Купался я!

– Не верю!

– Тревогу поднимешь? – Горец присел на землю.

– И подниму!

– Поднимай, – разрешил он. – Но сначала…

«Рыцарь Вилий» славился отменной реакцией – десять лет жизни на заставе что-то да значат, – но предугадать дальнейшие действия не мог. Внезапно рванувшись, желтоглазый парень схватил незадачливого дозорного за запястье, рванув на себя и быстро накрыл ее рот губами.

– Мм… – Вывернувшись, «рыцарь Вилий» от всей души врезал ему по щеке. – Ты с ума сошел?

– Ну, – Авест облизнулся, не сводя с нее горящих глаз, – все еще хочешь кого-нибудь позвать?

– З-зачем?

– Просто так! Рассказать один маленький секрет…

– Т-ты… – сбитый с толку часовой попятился, и горец воспользовался этим, поднимаясь наверх, – ты знаешь, кто ты такой?

– Знаю. И я не причиню тебе зла… первым. Пропусти! Или ты хочешь, чтобы я остался?

– Я тебя убью, – мрачным тоном пообещала Вилия.

– Потом, – кивнул горец. – Обязательно. Но не сейчас. Сейчас я пока не готов!

Ошеломив девушку этим заявлением, особенно серьезным тоном, которым это было сказано, Авест спокойно прошел мимо нее в палатку, двумя руками прижимая к себе узел с одеждой. В какой-то миг он ощутил холод между лопатками – верный признак того, что в него вот-вот воткнется сталь, но меч так и остался в ножнах.

Королевский дворец. Примерно в это же время

В родильном покое жарко, душно и приторно пахнет воском, дымом, сладкими травами и горькой настойкой, которую ей приходится пить трижды в день, дабы уберечь младенца в утробе. Из чего она варится, королева предпочитала не думать, доверившись повитухе, но в последнее время ее все чаще одолевали тревожные мысли.

Небольшая комната тесно заставлена: большая широкая кровать под пологом, два сундука, небольшой поставец, колыбелька. Возле кровати, в изножье, на еще одной подставке, изваяние Создателя, окруженное свечами. Предполагается, что роженица должна смотреть на изображение и молиться о том, чтобы родить здоровенького крепкого младенца. Но таращить глаза на святыню надоело. Взгляд все чаще останавливается на двух окнах. Закрытые тяжелыми темными шторами, они еще и зарешечены и заложены на засов. Между рамами пылятся и сохнут пучки болиголова и ранней крапивы, а также священное дерево лавр, призванные отгонять злых духов. Загадочно и немного смущенно улыбаясь, повитуха в первый же день положила что-то под кровать, но наклониться и посмотреть у королевы нет ни сил, ни желания. Разросшееся чрево сделало ее малоподвижной.

…На улице так хорошо! Яркие солнечные лучи брызжут в щели между портьерами. Темная ткань нагревается от солнца так, что тепло чувствуется даже на расстоянии. Если лежать совсем тихо, то можно различить далекие голоса – придворные дамы и фрейлины принцессы день-деньской проводят в парке, на лужайках и возле пруда. Они играют, прогуливаются по дорожкам парка, поют песни и кокетничают с кавалерами. И никто не вспоминает о королеве, которая, забытая всеми, коротает дни в четырех стенах.

Душно… жарко… скучно… Казалось, время остановилось. На свечи смотреть уже нет сил. От запахов кружится голова. По виску течет капелька пота… По утрам служанки обтирают королеву влажной губкой, меняют мокрую сорочку и постельное белье. Но это приносит облегчение только на краткие несколько часов. После полудня солнечные лучи падают прямо в окна, и тогда тут просто ужасно.

Как тянется время! Ни читать, ни музицировать, ни вышивать нельзя. Только лежи, молись и думай о своей миссии. Конечно, ее не забывают: кормят небольшими порциями шесть раз в день, да еще на ночь не забывают оставить стакан молока и хлебец. Повитуха живет в соседней смежной комнате, заглядывает дважды в день. Иногда заходит супруг. Король Нерит Айнский весь в нетерпении, он болтает о погоде, о новых законах, о слухах и сплетнях, а у самого в глазах вопрос: «Ну, скоро ты там?» Как же все надоело!

Кроме него приходят только дочь и мистик. Принцессу пускают ненадолго – дескать, рано еще юной девице лицезреть сокровенные таинства материнства, и рядом все время находится повитуха, следящая за всеми, как коршун. Нерия иногда приносит матери угощение – цукаты, орехи, изюм, и старается передать гостинцы так, чтобы повитуха не видела, а то еще отберет.

Болят бока, тяжело дышать. Хочется встать – затекшее тело ломит, но велено лежать или сидеть. Нельзя даже встать и пройтись туда-сюда. Утешает только одна мысль: младенец родится уже через несколько дней, и после родов ей позволят чаще вставать. Первые сорок дней, до церемонии представления, она будет наедине со своим сыном, не считая посетителей, а потом выйдет отсюда на свет и свободу. Младенцу подберут хорошую кормилицу, и можно будет вздохнуть свободно. Сорок дней – не сто! А вот бабка Нерита, как говорили, лежала, вынашивая его родителя, чуть ли не с самого дня зачатия. Семь с половиной месяцев одиночества в четырех стенах – ради рождения наследника престола! Выдержала она – выдержит и королева…

Что это? Стук? Посетитель? В неурочное время? Кто бы это мог быть?

Королева приподнялась на подушках, торопливо провела ладонью по волосам, быстро оглядела себя: толстая, с отеками и кругами под глазами, бледная и некрасивая, в бесформенной сорочке, из-под складок которой выпирает тугой живот…

Порог переступил мистик, и женщина подавила разочарованный вздох. Ну хоть бы одно новое лицо! Ей так надоело видеть одних и тех же. Так скучно! Болтают о чем угодно, только не о том, что ей интересно.

– Как вы себя чувствуете, ваше величество?

И вопросы задают одни и те же!

– Плохо!

– Вам нехорошо? Позвать кого-нибудь? Лекаря? Повитуху?

– Нет, просто… – Если сказать «да», они все так забегают! – Просто у меня дурные предчувствия.

От скуки и тоски в голову лезут самые мрачные мысли. Но если начать пересказывать все свои страхи, могут не так понять.

– Мне страшно.

– Вы боитесь дракона?

А вот это действительно что-то новенькое! Тот страшный сон с рождением уродливого младенчика повторился несколько раз, но с нею впервые заговаривают об этом напрямую.

– Боюсь, – созналась королева, обнимая живот. Ребенок почувствовал состояние матери и мягко повернулся в животе. – Я всего боюсь.