Книга Холодный огонь - Дин Кунц

Словно не веря собственным глазам, он трясущимися руками взял протянутый Холли блокнот. Перевернул страницу, другую — всюду две фразы: «ОН ЛЮБИТ ТЕБЯ ХОЛЛИ. ОН УБЬЕТ ТЕБЯ ХОЛЛИ». Блокнот в его руках заходил ходуном.

— Я никогда бы не сделал тебе ничего плохого, — сказал он дрожащим голосом, не сводя глаз с черных букв на желтом листке. — Никогда.

— Я знаю, тебе бы и в голову это не пришло. Доктору Джекиллу и в голову бы не пришло превратиться в кровавого убийцу мистера Хайда.

— Думаешь, это я, а не Друг?

— Уверена, что ты, Джим.

— Значит, если в блокноте писал Друг, а Друг — часть меня, ты думаешь, эти слова на самом деле можно прочесть: «Я люблю тебя, Холли»?

— Да, — тихо ответила она.

Он поднял голову, и их взгляды встретились.

— Если ты веришь в «я люблю», то почему не веришь в «я убью»?

— В этом-то все и дело. Я верю, что некая злая сила в тебе желает моей смерти.

Джим отшатнулся, будто она его ударила.

— Враг хочет, чтобы я умерла, очень хочет. Потому что я стала копаться в твоем прошлом, привезла тебя на мельницу и теперь заставляю бороться с источником твоих фантазий.

Он отрицательно затряс головой, но Холли продолжала:

— Для этого тебе и была нужна я. Именно поэтому ты меня позвал.

— Нет!

— Да, Джим. — Холли сознавала опасность, которой она подвергается, подталкивая его навстречу истине, но другого выхода нет.

— Миг, когда ты поверишь в существование Друга и Врага в себе самом, станет началом их конца.

— Враг так просто не уйдет, — покачал головой Джим и заморгал от удивления, заметив в своих словах потаенный смысл.

— Черт, — сказала Холли, чувствуя, как внутри растет радостное возбуждение. Слова Джима вольно или невольно подтверждают ее теорию и, самое главное, показывают, что он хочет вырваться из мира фантазий, в который сам себя загнал.

Джим побледнел и напоминал больного раком, только что узнавшего диагноз. По сути дела, он действительно поражен болезнью, только душевной, а не физической.

Свежий ветерок, залетевший в открытое окно машины, вдохнул в Холли новую надежду.

Однако радость оказалась недолгой. На странице блокнота, который держал Джим, неожиданно появились слова:

«ТЫ УМРЕШЬ».

— Это не я, — искренне сказал Джим. — Не может быть, чтобы это я.

На странице возникла новая фраза:

«Я ИДУ. ТЫ УМРЕШЬ».

Холли показалось, что весь мир превратился в населенную привидениями и вурдалаками карнавальную пещеру ужасов, где за каждым углом подстерегают страшные опасности. Чуть зазевался — и попал чудовищу в лапы. Вот только здесь не карнавал, и настоящий монстр шутить не станет, пощады от него не жди.

Холли выхватила у Джима блокнот и, надеясь, что Врага, как и Друга, остановит ее решительность, выбросила его в окно.

— К черту! Хватит читать эту галиматью! Послушай, Джим, я говорю правду. Враг — воплощение твоей ярости после смерти родителей. Когда тебе было десять, она стала такой огромной, что ты испугался и запихнул ее в другое «я». Но твоя уникальность в том, что, в отличие от других жертв раздвоения личности, живущие в тебе существа способны появляться в реальном мире.

Слова Холли сильно походили на правду, но верить в нее Джиму не хотелось.

— Ты хочешь сказать, что я сумасшедший? Ведь так надо тебя понимать? Псих с манией переустройства общества.

— Не говори так, — быстро прервала его Холли. — Просто у тебя возникли проблемы. Ты сам загнал себя в тупик и теперь должен найти из него выход.

Джим покачал головой. Его лоб покрылся мелкими капельками пота, в лице появилась смертельная бледность.

— Не обманывай себя, Холли. Если все в твоих словах — правда, я конченый человек и мое место в сумасшедшем доме. Ты ведь и сама это понимаешь.

Она взяла его ладони в свои и крепко сжала.

— Не надо. Не говори так. Ты можешь найти выход. Я знаю, ты можешь. Все будет хорошо.

— Как? Боже мой, Холли, как я…

— Ты не такой, как все, — отрезала она. — В тебе огромные, невероятные силы. Стоит захотеть — и они принесут столько добра! Ты способен сам себя исцелить. Если тебе удается оживлять стены, предвидеть будущее, спасать людей, то ты наверняка сумеешь сам избавиться от недуга.

Сильнейшее недоверие отразилось на лице Джима.

— Откуда у простого смертного такие способности?

— Не знаю, но у тебя они есть.

— Их давали высшие силы. Пойми, Холли, — никакой не Супермен.

Холли в сердцах ударила кулаком по рулю.

— Ты телепат, телемаг и теле-черт знает что еще! Ну хорошо, летать, гнуть рельсы голыми руками, бегать быстрее пули ты не умеешь. Но кого еще можно сравнить с Суперменом? Кстати, ему следовало бы кое-чему у тебя поучиться. Ты видишь будущее, пусть только фрагментами и не все время, но видишь!

Ее убежденность произвела на Джима впечатление.

— Но как получилось, что я стал таким?

— Не знаю.

— Вот и конец твоей теории.

— Ерунда, — угрюмо сказала Холли. — Желтое все равно останется желтым, даже если я не знаю, почему глаз видит разные цвета. В тебе есть огромные силы, ты сам — сила, и не надо кивать на Господа Бога или пришельцев в пруду.

Джим отпустил ее руки и приник к ветровому стеклу, за которым открывалась унылая панорама сухих полей и изгибалась черная нитка шоссе. Казалось, он испытывает страх при мысли о скрытых в нем гигантских возможностях. Обладание ими накладывает бремя ответственности, а Джим не верил в собственные силы.

Холли заметила, что он прячет глаза, и поняла: Джим стыдится своей болезни. Он, сильный и гордый, не хотел поверить в выпавшее на его долю несчастье. Рушилась жизнь, с таким трудом отстроенная заново, жизнь, где высшей ценностью была уверенность в себе и монашеское одиночество аскета, которому никто не нужен, кроме Бога. Он думал, что, уйдя от людей, принял хорошо обдуманное решение, а ему говорят: этот поступок — отчаянная попытка справиться с бурей воспоминаний, грозивших его погубить. Получается, потребность в самоконтроле вывела Джима за границы разумного.

Холли вспомнила слова в блокноте:

«Я ИДУ. ТЫ УМРЕШЬ».

— Куда мы едем? — удивился Джим. Машина повернула в сторону Нью-Свернборга. Вместо ответа Холли спросила:

— В детстве ты был обычным ребенком?

— Таким же, как все остальные, — быстро ответил Джим, и она отметила резкость и поспешность его ответа.

— Никаких признаков скрытых талантов?