Книга Легенда о Побратиме Смерти - Дэвид Геммел

— У тебя кровь течет, Побратим Смерти, — сказал один из Небесных Всадников.

— Ничего. — Друсс узнал парня с ястребиным лицом, с которым говорил перед боем.

— Сними кафтан.

Друсс со стоном стянул с себя изодранный чуть ли не в клочья кожаный колет. Он получил четыре мелкие раны в плечи и предплечья и одну поглубже под правую лопатку. За пояс ему натекла кровь.

— Это надо зашить, не то ты истечешь кровью, — сказал надир.

Друсс облокотился о парапет, глядя на готиров, которые отошли назад на выстрел.

— И старика с собой прихвати, — усмехнулся воин. — Он так здорово дерется, что пристыдил нас всех.

Друсс, заставив себя улыбнуться, поднял Нуанга на ноги, а воину сказал:

— Ты и мигнуть не успеешь, как я вернусь.

Боль отпустила Талисмана, и он увидел себя на голом склоне холма под серым небом. Сердце его забилось в панике: он понял, что опять оказался в Пустоте.

— Ты не умер, — сказал чей-то спокойный голос. Талисман сел и увидел у маленького костерка колдуна Шаошада. Рядом стояла высокая Шуль-сен, и ее серебристый плащ мерцал при свете пламени.

— Зачем же тогда я здесь?

— Чтобы узнать одну истину, — сказала Шуль-сен. — Когда мы с Ошикаем пришли в эти степи, нас восхитила их краса, но еще больше изумила их мощь. Каждый камень, каждый стебель дышал ею. Стихийная сила исходила от гор и струилась по рекам. Мы нарекли эти силы Богами Камня и Воды. Знаешь ли ты, что порождает эту магию, Талисман?

— Нет.

— Жизнь и смерть. Жизненная сила мириадов людей и животных, насекомых и растений. Каждая жизнь исходит из земли и возвращается в землю. Это круг вечной гармонии.

— Но при чем здесь я?

— Не столько ты, сколько я, мой мальчик, — сказал Шаошад. — Я был одним их троих, лишивших эту землю волшебной силы. Мы извлекли эту силу и вложили ее в Глаза Альказарра; мы хотели собрать эту рассеянную повсюду мощь воедино ради блага надиров. Но, сделав это, мы разрушили связь между надирами и Богами Камня и Воды. Наши люди стали кочевать с места на место, не питая более любви к земле у себя под ногами и горам у себя над головой. Они раскололись и стали чужими друг другу.

— Зачем ты говоришь мне все это? — спросил Талисман.

— А ты как думаешь? — в свою очередь спросила Шуль-сен.

— Глаз у меня нет. Я думал, что они у поэта, но теперь мне кажется, что он просто искусный лекарь.

— Будь они у тебя, Талисман, сделал бы ты то, в чем нуждается наша земля?

— Что я должен сделать?

— Вернуть земле то, что у нее отнято.

— Отказаться от мощи Глаз? С ними я мог бы объединить все племена в непобедимое войско.

— Возможно, — согласилась Шуль-сен, — но за что твои люди будут сражаться без любви к своей земле? Что будет вести их в бой? Нажива, похоть, месть, жажда крови? Твое войско будет состоять из людей, чьи жизни — лишь мгновение в сравнении с вечностью. Земля же бессмертна. Верни ей волшебную силу, и она отплатит тебе сторицей. Она даст тебе Собирателя, о котором ты мечтаешь, даст тебе Ульрика.

— Как же мне это сделать? — прошептал Талисман.

— Она не так глубока, как ты думаешь, — сказал Зибен, ощупывая рану Друсса, лежащего ничком на столе. Боль в самом деле утихла, и только тугие швы причиняли неудобство.

— Ты меня просто поражаешь, — сказал, кряхтя, Друсс и сел. — Кто бы мог подумать?

— В самом деле — кто? Как там ваши дела?

— Скоро они снова пойдут в атаку — все разом. Если мы устоим... — Друсс умолк.

— Пропащее наше дело, верно?

— По всему видать, да — хотя мне больно в этом сознаваться. Что Талисман, умер?

— Нет, спит. Его раны не столь опасны, как нам показалось.

— Пойду-ка я обратно на стену. — Друсс выпрямил спину. — Удивительное дело. Я чувствую себя так, словно только что проспал восемь часов. Силы во мне так и играют. Эти твои примочки очень помогли мне, хотел бы я знать, из чего они.

— Я тоже. Их готовит Ниоба.

Друсс надел колет и застегнул пояс.

— Жаль мне, что я втравил тебя в это дело.

— Я вольный человек и сам решаю, что мне делать. Я ни о чем не жалею. Я встретил Ниобу. Благое небо, Друсс, я люблю эту женщину!

— Ты всех женщин любишь.

— Нет. Тут все по-другому. А еще более удивительно то, что я, будь даже на то моя воля, ничего не стал бы менять. Умереть, не узнав настоящей любви, было бы ужасно.

К ним подошел Нуанг:

— Ну что, воин, готов?

— Ох и крепок же ты, старый черт, — сказал Друсс, и оба вернулись на стену.

Зибен, встретившись взглядом с Ниобой, улыбнулся ей. Она кивнула на Зусаи, которая сидела, держа за руку спящего Талисмана, и плакала. Зибен подошел и сел рядом с ней.

— Он будет жить, — тихо сказал поэт. Она безмолвно кивнула.

— Обещаю тебе. — Зибен доложил руку на грудь Талисмана.

Надир зашевелился, открыл глаза и тихо произнес:

— Зусаи?

— Да, любимый.

Он застонал и попытался встать. Зибен помог ему подняться.

— Как наши дела?

— Враг собирается для новой атаки, — сказал Зибен.

— Мне надо быть там.

— Нет, ты должен отдохнуть! — воскликнула Зусаи. Талисман обратил свой темный взор на Зибена:

— Прибавь мне сил.

— Не могу. Ты потерял много крови, вот и ослаб.

— У тебя есть Глаза Алькаээрра.

— Хотел бы я их иметь, старый конь, — тогда я всех бы здесь вылечил. Даже мертвых оживил бы, клянусь небом.

Талисман впился в него пристальным взглядом, но Зибен даже глазом не моргнул. Талисман обнял Зусаи за плечи и поцеловал ее в щеку.

— Помоги мне взойти на стену, жена. Мы станем там вместе.

Они ушли, и чей-то голос шепнул Зибену на ухо: «Ступай с ними». Поэт обернулся, но рядом никого не было. Он вздрогнул, а голос Шаошада добавил: «Доверься мне, мой мальчик».

Зибен побежал за Талисманом и женщиной, подхватил воина под другую руку и поднялся с ними на западную стену.

— Они опять собираются, — проворчал Друсс. Готиры на равнине строились в ряды, ожидая, когда ударит барабан. Усталые надиры на стенах тоже ждали с мечами наголо.

— Их там больше тысячи, — ужаснулся Зибен. Забил барабан, и готиры двинулись вперед.

Зусаи оцепенела, затаив дыхание. «Положи руку ей на плечо», — велел Шаошад. Зибен повиновался, и сила камней хлынула из него, как вода сквозь прорванную плотину. Зусаи отпустила Талисмана и подошла к краю стены.