Книга США. PRO ET CONTRA. Глазами русских американцев - Владимир Соловьев

Ну ладно, когда Гордин сознательно участвовал в гэбистском заговоре против Владимира Соловьева карьеры ради, а сейчас-то что? Бином Ньютона! Нынешняя его рецидивная вспышка зависти легко объяснима: за последние два года «РИПОЛ классик» поставил рекорд, выпустив восемь моих и наших с Еленой Клепиковой книг кряду, а теперь вот эта — девятая. Не говоря о регулярных публикациях в СМИ по обе стороны океана. Увы, чувства недобрые я лирой пробуждаю — кой у кого. Вот этот «честный Яго» — пробы негде ставить, а строит из себя целку — весь обзавидовавшись, пишет очередной донос и шьет мне бесстыже и подложно биографию, никакого ко мне отношения не имеющую. Доносчик и заговорщик по натуре и спец-лжец по Владимиру Соловьеву, пусть у лжи длинные ноги. Тем более я сам выложился перед читателем весь как есть в «Трех евреях», ничего не утаив — по причине моей мании правдоискательства, патологической откровенности и mea culpa. Однако сколько о себе ни рассказывай, все равно за спиной расскажут интереснее. Но чтобы так удручающе бездарно!

Что еще не берет в толк этот пустоголовый человек — когда он, выполняя спецзаказ, джихадил меня в брежневско-андроповские времена, у опального писателя Владимира Соловьева не было печатной возможности ему ответить, чем он гнусно и воспользовался. Сейчас вроде бы есть, да хоть здесь, в этой книге, но я от нее отказываюсь. Отвечать человеку, прикрывающему, как стыд, свое писательское ничтожество без разницы чем — падучей «Звездой» или покойным Бродским себе в карман? Даже если этот унтер, пользуясь своими давними постыдными связями, объявит меня задним числом генералом КГБ, это не прибавит ему ни ума, ни таланта, а Кушнера не поставит вровень с Бродским, хоть тот надеется на большее и в интервью здесь, в Америке, заявил, что история его с Бродским рассудит — в его, Кушнера, пользу! И все равно не только современники судят о питерской атмосфере тех лет по «Трем евреям», но и потомки, как предсказывает критик, «конечно, забудут о поэте Кушнере и других малозначительных фигурах романа, но дух времени, так взволнованно и правдиво переданный автором, они ощутят».

Честно, я и дочитывать гординский срач не стал — такой бездарный фальшак! Зашкаливает. Нет, уж — увольте: резвитесь, господа, без меня. Помимо прочего, мы разных весовых категорий: мой клеветник — литературный легковес: легче пера. По определению: меня только равный убьет. А потому напоследок совет всей этой редеющей по натуральным причинам бандочке, а по сути — расстрельной команде. Если уж несмотря на все усилия никак не удается уничтожить Владимира Соловьева литературно, как было задумано, то не проще скинуться по рублику и заказать меня киллеру? Как говорил ваш тайный гуру, нет человека — нет проблемы.

Запрещенные тексты Бродского и Довлатова

Иосиф Бродский. Лене Клепиковой и Вове Соловьеву

I

Позвольте, Клепикова Лена, Пред Вами преклонить колена. Позвольте преклонить их снова Пред Вами, Соловьев и Вова. Моя хмельная голова вам хочет ртом сказать слова.

II

Февраль довольно скверный месяц. Жестокость у него в лице. Но тем приятнее заметить: вы родились в его конце. За это на февраль мы, в общем, глядим с приятностью, не ропщем.

III

На свет явившись с интервалом в пять дней, Венеру веселя, тот интервал под покрывалом вы сократили до нуля. Покуда дети о глаголе, вы думали о браке в школе.

IV

Куда те дни девались ныне никто не ведает — тире — у вас самих их нет в помине и у друзей в календаре. Все, что для Лены и Володи приятно — не вредит природе.

V

Они, конечно, нас моложе и даже, может быть, глупей. А вообще они похожи на двух смышленых голубей, что Ястреба позвали в гости, и Ястреб позабыл о злости.

VI

К телам жестокое и душам, но благосклонное к словам, да будет Время главным кушем, достанется который вам. И пусть текут Господни лета под наше «многая вам лета!!!»

Февраль 1972 года

Сергей Довлатов. Вор, судья, палач…

Дьявол начинается с пены на губах ангела,

вступившего в бой за святое и правое дело!

Из статьи Г. Померанца

Помните такую детскую игру? На клочках бумаги указывается: вор, судья, палач… Перемешиваем, вытаскиваем… Судья назначает кару: три горячих, пять холодных… Палач берется за дело… Вор морщится от боли… Снова перемешиваем, вытаскиваем… На этот раз достается от бывшего вора судье. И так далее.

К этой игре мы еще вернемся.

Теперь — о деле. Есть такой публицист — Владимир Соловьев. Пишет на пару с женой, Еленой Клепиковой. Оба — бывшие литературные критики, причем довольно известные. Эмигрировали года четыре назад.

В центральной американской прессе опубликованы десятки их статей. Книга «Русские парадоксы» выходит на трех языках.

В «Новом американце» Соловьев и Клепикова печатались трижды. То в соавторстве, то поодиночке. Каждый раз их статьи вызывали бурный читательский отклик. Мне без конца звонили самые разные люди. Были среди них весьма уважаемые. Были также малоуважаемые, но симпатичные и добрые. Были, разумеется, глупые и злые. Знакомые и незнакомые. И все ругали Соловьева.

Наконец позвонил один знаменитый мим. Признаться, я несколько обалдел. Миму вроде бы и разговаривать-то не полагается. Да еще на серьезные темы. Впечатление я испытал такое, как будто заговорил обелиск.

Мим оказался разговорчивым и даже болтливым. Он начал так:

— Вы умный человек и должны меня понять… (Форма совершенно обезоруживающая, как подметил Игорь Ефимов. Кстати, тоже обругавший Соловьева.)

Задобрив абонента, мим начал ругаться. Затем, не дожидаясь ответа, повесил трубку.

И тут я задумался. Раз уж мим заговорил, то, видимо, дело серьезное. Надо что-то делать. Как-то реагировать…

Так я превратился в коллекционера брани. Я записал все, что мне говорили о Соловьеве. Получилось шесть страниц убористого текста.

Подражая методичности литературных критиков Вайля и Гениса, я решил систематизировать записи (Генис на досуге вывел алгебраическую формулу чувства тревоги, охватывающей его перед закрытием ликерного магазина).