Книга Прайм-тайм - Лиза Марклунд

– Преступная деятельность во всех ее формах – язва на теле любой демократии, – ответил Торстенссон. – Важнейшей задачей средств массовой информации является изобличение криминальных элементов, к каким бы классам общества они ни принадлежали.

«Ничего себе, – подумал Шюман. – А я считал это задачей полиции».

Он скрестил руки на груди, постарался привести пульс в норму. Если кто-то и мог добиться здесь успеха, то именно Мехмед.

Стена из мешков в монтажной комнате Анны немного уменьшилась.

– Входи, услышишь, что я нашла, – сказала из-за нее Анна Снапхане.

Анника молча обошла разделявшую их преграду. Из-за сомнений, одолевавших ее, она испытывала легкую слабость в ногах.

– Сначала я подумала, это какой-то старый хлам, поскольку там нет никакого изображения, – пояснила Анна и увеличила громкость. – Слушай!

Анника встала за спиной подруги, вдохнула сухой из-за массы работающей электроники воздух, чихнула от пыли. Слушала доносившиеся с обычной кассеты шепот, стоны, пыхтение на фоне потрескивания разрядов статического электричества и прочих не имевших отношения к делу шумов.

– Что это? – спросила Анника.

– Не знаю, – ответила Анна Снапхане, копаясь в стоящем рядом с ней пластиковом мешке.

– Здесь только звук? – поинтересовалась Анника.

– Да. Я слушаю это уже четверть часа. Похоже, кто-то трахается.

Анна Снапхане выпрямилась, ее лицо было красное от напряжения, она держала в руке несколько кассет.

– Это какая-то запись из «Летнего дворца», – сказала она, – возможно, сделанная в последний вечер.

Она поменяла ленту в другом аппарате, работающем в формате Betacam. Стоявший перед ней монитор засветился, показал залитые дождем пейзажи Икстахольма. Люди на кассете, где присутствовал только звук, продолжали заниматься любовью, тогда как на другой имелось и изображение.

– Послушай, – сказала Анника, – я должна кое о чем спросить тебя.

– О чем? – поинтересовалась Анна и переключила кассету Betacam на ускоренный режим.

Анника перевела дух, посмотрела на затылок подруги, на ее взъерошенные волосы.

– Правда, что Мишель дала тебе неверное время пробной записи?

Затылок на мгновение окаменел, плечи сжались. Анна Снапхане повернулась и уставилась на Аннику с широко открытым ртом:

– Кто тебе сказал?

– Это правда? Она сорвала тебе кастинг?

Анна таращилась на нее несколько секунд, потом резко повернулась, поменяла кассету Betacam. Стоны и пыхтение по-прежнему доносились с кассеты в первом аппарате.

– Я не знаю, – сказала она. – Карин Беллхорн так сказала. Я не понимаю, зачем ей лгать.

Рука с архивной этикеткой безвольно упала, она посмотрела в сторону пластиковых мешков.

– Одно мне странно – почему она не рассказала все раньше. – Анна одарила Аннику быстрым взглядом через плечо. – Поэтому я не могу ничего утверждать. А в чем дело?

Ее вопрос повис в воздухе.

– И ты действительно… грозилась задушить Мишель, когда узнала об этом? – Голос Анники дрожал.

Анна перевела дыхание.

– Да, – подтвердила она. – И поэтому тебя интересует, не я ли убила ее?

Она развернулась, подняла глаза на Аннику, спокойно выдержала ее взгляд.

Анника громко сглотнула.

– Вовсе нет, – сказала она, – ничего подобного, но ты же не рассказала мне об этом. Немного странно услышать такое от кого-то другого.

Анна опустила глаза:

– Сначала я об этом забыла. А потом испугалась. – Анна снова подняла взгляд на Аннику. – Факт состоит в том, что в тот вечер почти у всех в какой-то момент возникало желание убить Мишель.

Они посмотрели друг на друга. Анника знала, что это правда. Напряженную тишину нарушали только стоны с записи, когда же они внезапно прервались, Анника и Анна вздрогнули. Шум, по звуку напоминающий внезапный порыв ветра, вырвался из динамиков, тихий мужской голос наполнил комнату.

«Did someone come?»[2]

Снова шорох, едва слышные статические помехи.

«No, noone, come on…»[3]

Половой акт возобновился – шепот и смех, стоны и прерывистое дыхание.

– Они разговаривали раньше? – спросила Анника удивленно.

Анна Снапхане покачала головой, слегка побледнела.

– Могут это быть Мишель и Джон Эссекс? – поинтересовалась Анника.

Анна задумалась, кивнула:

– Там сначала масса внутренних переговоров, болтовня в аппаратной: «Пять секунд… Осторожно… Камера один… Заставка… Запускай видеоблок два…» Мишель объявляет Джона… То есть это тот самый вечер.

– Кто сделал запись?

Анна Снапхане громко вздохнула несколько раз, покачала головой:

– Понятия не имею. Кассета лежала в куче контрольных лент, но она не выполняет никакой функции в программе.

Пара на записи продолжала стонать и кричать. Анника стояла, прислушивалась к звукам, примерно через минуту Анна включила ускоренный режим, голоса стали напоминать бормотание Дональда Дака. Скоростной секс. Анника сглотнула, ее пульс зачастил.

– Мы пропустили какой-то разговор, – сказала Анна Снапхане и включила обратную перемотку.

– Как дела?

Лицо Карин Беллхорн показалось за мусорными мешками. Анна остановила кассету с актом любви. У продюсерши был наморщен лоб и приподняты брови, словно она стояла на носочках. Ее взгляд стал холодным, как только она увидела Аннику.

– Что ты здесь делаешь?

Анника попыталась улыбнуться.

– Пришла на встречу, посвященную памяти Мишель, – ответила она. – Я подумала…

Но Карин Беллхорн уже про нее забыла.

– Ты нашла все материалы для сто один и сто два? – обратилась она к Анне.

– По большому счету да, – ответила Анна, снова ныряя рукой в мешок. – Все временные коды для найденных мною лент записаны. Насколько я могу судить, все готово для грубого монтажа.

– Ты сможешь его сделать? – спросила Карина прокуренным голосом. – Если нет, не могла бы ты набросать эскиз для меня, вписать временные коды и положить мне на стол перед тем, как уйдешь сегодня домой?

Анника видела, как у Анны заходили желваки на щеках. – Еще очень много осталось, чтобы…

– Черт с ним, с этим разберешься на следующей неделе. Тебе ведь известна очередность, подбери те ленты, которые понадобятся для окончательного монтажа, пожалуйста.