Книга История Франции. Королевская Франция. От Людовика ХI до Генриха IV. 1460-1610 - Эмманюэль Ле Руа Ладюри

Коронация становится вехой старта, нового мощного подъема. Начиная с 1594 года на 16 следующих лет определяется главная формула политики; высказывались мнения, что эта политика будто бы перенесла страну в менее напряженную эпоху Анны де Боже и начального периода правления Франциска I (до дела с афишами) или в зрелые годы вдовства Екатерины Медичи под эгидой канцлера Лопиталя, или в некоторые фазы правления Генриха III, отличающиеся относительной толерантностью. В действительности в период с 1594 по 1610 год осуществляется стратегия оттепели — разрядки, или, проще говоря, открытости, хотя в конечном счете и выборочной.

Большим различием между достижениями Генриха IV и попытками слабого Генриха III и не добившейся успеха Екатерины в 1560-1567 годах является то, что Король-повеса имеет реальные средства проводить свою политику, так же как позже их будет иметь для проведения подобной же политики открытости регент Филипп Орлеанский, другой стратег разрядки и оттепели в период между 1715 и 1723 годами.

Открытость осуществляется на трех уровнях: существует если не концептуальная, то фактическая терпимость к диссидентам и элитам, в частности протестантским, что не мешает (а даже, наоборот, способствует!) появлению и укреплению определенного абсолютизма. В дипломатическом плане открытость из-за угрозы внутренних противоречий, конечно, не могла быть универсальной; исключив всякий «овечий» пацифизм, наблюдается, таким образом, ужесточение разрыва или полуразрыва в виде «холодной войны» или обычной войны, смотря по времени, с Испанией Габсбургов, которая символизирует в Европе нетерпимый экстремизм, «закрытость». По контрасту с этим — дружественная политика диалога устанавливается с протестантскими державами Севера, где уже появляются, по крайней мере в Голландии, ростки либерализма капиталистического типа. Наконец, облегчит положение дел и еще больше умиротворит умы спонтанная тенденция после 1600 года к возобновлению экономического роста, которому к тому же способствуют установившийся мир и активное вмешательство в экономику государства правящих кругов под руководством Генриха IV, а затем и Сюлли. Некоторый рост благополучия (несомненно, относительного) смягчает нравы и способствует уменьшению напряженности внутри политической системы.

Нантский эдикт (1598 г.) становится с этой точки зрения краеугольным камнем правления короля. Более того, и уже после кончины Генриха этот текст остается одной из «гранитных опор», установление которой призвано гарантировать самобытность и свободу определенной французской культуры в век классицизма; благодаря подобным образом утвержденному и основанному на терпимости законодательству эта культура не станет замкнутой в монократических структурах католицизма «без окон и дверей», как это имеет место в тот же период в соседней Испании. Отмена Нантского эдикта в 1685 году сама по себе существенно не изменит заложенную основу, ставшую к тому времени необратимой.

Нантский эдикт не мог бы быть принят без предшествовавших ему нескольких военных побед и территориальных приобретений: в Амьене (1597 г.), в Бретани (март 1598 г.); испанцы и сторонники Лиги добровольно или насильно вынуждены признать свое военное или политическое поражение. Таким образом, укрепив свои позиции «справа», Генрих IV, по логике вещей может добиться существенных уступок «слева»: под впечатлением укрепления власти короля стойкие протестанты отказываются требовать у государства условий окончательного мира, которые были бы чересчур льготными для них (таких, как неограниченная свобода совести и т.д.) и тогда неприемлемыми для несгибаемых католиков. Основы компромисса могут быть, таким образом, заложены. Лобби, которое поощряет национальное примирение, во главе с Габриэль д'Эстре способно поддержать Его Величество Короля, твердо решившего навязать государственную волю.

Эдикт предусматривает не полную свободу кальвинистов, а совместное сосуществование (гарантированное законом) двух разновидностей христиан — гугенотов и католиков, меньшинства и большинства; за 40 лет братоубийственной борьбы было сделано все, чтобы помешать этому совместному сосуществованию. Сам текст, приложения к нему и юридические нормы, которые из него вытекают, закрепили на короткий срок за гугенотами места, где разрешено отправление их религиозных служб, в то время как это запрещено в других местах. Гугеноты получают также гражданские права (им широко гарантирован доступ на государственную службу), специфическую юрисдикцию, военные крепостные сооружения и, наконец, корпоративные привилегии, как это полагается для всякой церковной и религиозной организации в обществе Старого порядка, состоящем из «сословий». Французские протестанты смогут через некоторое время регулярно проводить общенациональные политические ассамблеи.

Благоприятная ситуация, создавшаяся таким образом, не является беспрецедентной, но остается исключительной в европейском и мировом масштабах. Разумеется, речь идет только о практике, которая, какой бы гениальной она ни была, будет долго ждать своего философа или теоретика. И даже слишком долго: Бейль напишет по этому вопросу свои окончательные тексты, которые узаконят «права совести, отступающей от норм», только начиная с 1680-х годов, омраченных гонениями на протестантов[136]. Птица Минервы начнет свой полет в сумерках классицизма, в ожидании зари Просвещения. Краткий географический экскурс хорошо показывает подлинно оригинальный характер социально-религиозной практики с тенденцией дуализма, которая почти на сто лет устанавливается во Франции в период неотменяемости или последующей «безотзывности» эдикта, полный освободительный эффект которого приходится на период 1598-1660 годов.

В самом деле, в первой трети XVII века Япония эпохи Эдо, которая на большом расстоянии по времени совпадает с дебютами династии Бурбонов, готовится притеснять христиан; они составляли на юге Японского архипелага значительное меньшинство. Испания в 1611 году изгоняет морисков; с 1492 года изгнание евреев с Пиренейского полуострова стало образцом для их будущей дискриминации в Западной и Центральной Европе. Правители России в середине XVII века будут притеснять протопопа Аввакума и его последователей. Австрия плохо обращается с чешскими и венгерскими протестантами. В Англии 40 000 католиков, которые отказываются отречься от своей веры, поставлены в жесткие, а иногда и в смертельные рамки уголовных законов. Папистская Ирландия пока только находится в ожидании (гонений). Скандинавия в целом нетерпима к католицизму: сохраняются лишь какие-то его остатки в Швеции, Норвегии, Исландии и Дании. Неоспоримый польский плюрализм географически очень далек. Германия после 1555 года демонстрирует религиозную множественность, подобно шкуре леопарда (cujus regio, ejus religio — какова религия государя, такова религия государства), но эта большая страна, разделенная на множество полунезависимых государств и вольных городов, весьма мало подходит для сравнения с королевством Бурбонов, где уже развивается протоцентрализм. Голландцы проявляют ограниченную религиозную терпимость, но не хотят да и не могут экспортировать ее применение.

Итак, после 1598 года Франция сочетает в оригинальных пропорциях религиозный полицентризм и пока еще слабое господство объединяющей монархии. Это смешение непостоянно и плодотворно: протестанты в своем «плодородном полумесяце» Юга Франции, проходящем от Шаранты до Дофине через Гиень и Лангедок, составляют значительное меньшинство городского и сельского населения. Последние исследования Филиппа Бенедикта оценивают общую численность гугенотов во Франции в тот период в 903 000 человек; сюда следует добавить 112 000 беарнцев, которые в принципе все, волей или неволей, приняли протестантство. Многие из кальвинистов принадлежат к городской элите — интеллектуальной, капиталистической — и даже к государственному чиновничеству. С другой стороны, их военные претензии подкрепляются наличием у них ряда крепостей (Ла-Рошель, Монтобан и т.д.); после смерти Генриха, обоснованно или нет, это покажется малоприемлемым для королевской власти; она проявляет склонность к репрессиям, протестанты тут же, в 1620-х годах, поддадутся искушению решить споры путем гражданской войны: их менталитет вообще отличается склонностью к воинственности, особенно у южан, которые легко приходят в раздражение.