Книга Военно-морской шпионаж. История противостояния - Александр Шелдон-Дюпле

Умело используя особенность распространения электромагнитных излучений, которая получила название «эффект волноводности» и в то время не применялась в ВМС западных стран, Советский Союз разработал систему, способную видеть цели за горизонтом и поражать их с дальностей, которые превышали радиус действия обычной РЛС. Однако наиболее революционными советскими системами были автоматизированные приемники информации («Корвет», которая была введена в эксплуатацию в 1975 г., и «Коралл-Б» и «Касатка», введенные в 1981—1982 гг.), которые СССР использовал для обработки информации о целях, получаемую с разведывательных спутников. Спутники регистрировали излучения РЛС и других радиоэлектронных средств, установленных на кораблях боевых групп западных флотов. Советские спутники радиотехнической разведки, однако, были весьма уязвимы со стороны американского противоспутникового оружия, которое могло быть применено в первые решающие минуты боевых действий.

В середине 1980-х годов советский ВМФ возлагал серьезные надежды на большие противолодочные корабли (БПК), вооруженные торпедами или ракетами, типов «Кашин», «Крест-II», «Удалой». Такие же надежды были связаны с противолодочными самолетами дальнего действия берегового базирования — Ту-142 (противолодочный вариант «Медведя») и Ил-38. Позже для уничтожения атомных ракетных подводных лодок противника СССР мог использовать свои атомные подводные лодки классов «Виктор» и «Акула». В 1980-х годах количество противолодочных средств, предназначенных для борьбы с подводными лодками — носителями стратегических ракет, возросло в десять раз, и в итоге на каждую американскую подводную лодку со стратегическими ракетами приходилось примерно три советских противолодочных самолета, три противолодочных эсминца и две противолодочные подводные лодки. Западные подводные лодки с ракетами «Трайдент» и «Посейдон» патрулировали тогда в дальних морях Атлантического, Индийского и Тихого океанов, намного дальше радиуса поражения советского оружия.

Как противоядие против таких дальнобойных баллистических ракет, запускаемых с подводных лодок, адмирал Горшков задумал построить первые советские крупные авианесущие крейсеры класса «Киев», которые смогли бы обеспечить противовоздушную оборону советских подводных лодок и надводных кораблей, следующих по пятам за западными подводными лодками. Советская военно-морская паука тоже не стояла в стороне и создала мощное поисковое оборудование: гидроакустические антенны и не имеющие аналогов в мире неакустические приемники для обнаружения турбулентного следа и электромагнитной сигнатуры подводной лодки. И все же, несмотря на усилия Джозефа Барра (бывшего собрата по шпионскому ремеслу покойного атомного шпиона Юлиуса Розенберга), который теперь трудился как протеже адмирала Горшкова, советская военная электроника отставала от западной.

Тем не менее упор на решающий ракетный удар требовал, чтобы советский ВМФ в любое время был готов ожидать нападения с Запада. Л.Л. Вторыгин, бывший офицер ГРУ, поясняет эту мысль: «Все наши подводные лодки были готовы для первого удара; только для первого удара; большинство лодок не уцелеет; наши люди это знали; они были людьми первого удара; что будет после этого, не имело значения; все равно у нас не было фабрик и заводов для ремонта этих лодок, не было баз обеспечения для этих лодок, не было хорошего жилья, как на Западе. Мы были уверены, что НАТО и США начнут войну; мы жили каждый день в ожидании и в готовности к этой войне».

ОГРАНИЧЕННЫЙ ДОСТУП В ИНОСТРАННЫЕ ПОРТЫ

Советский океанский флот нуждался в полностью маневренном тыловом обеспечении и военно-морских базах за рубежом. Польские, восточногерманские, югославские, финские и шведские верфи стали оказывать необходимые услуги советскому флоту, в особенности по использованию плавучих доков. Однако разрешение проблемы отсутствия баз за рубежом требовало изменения политической линии, поскольку Советский Союз неоднократно заявлял, что он не нуждается в военных портах за рубежом, ибо он никому не угрожает. Это обещание просто ушло в сторону, когда советский ВМФ получил доступ к иностранным портам в Сирии, Гвинее, Алжире, Ливии и позднее — во Вьетнаме. Но, как писал в своей книге о морской стратегии бывший командующий Северным флотом адмирал И. Капитанец, у советского ВМФ никогда не было портов, в которых он нуждался:

«Наиболее трудной задачей для Советского ВМФ было создание системы баз. У СССР не было баз за рубежом. Плавучие мастерские и вспомогательные суда не решали проблемы. По дипломатическим каналам СССР получил разрешение заходить в порты Сирии, Египта (1967 г.), Алжира (1969 г., возобновлено в 1978 г.) и Кубы (1970 г.). В 1971 г., по просьбе правительства Гвинеи, СССР получил доступ в порт Конакри. В 1972 г. советские корабли стали заходить в порты Сомали, в 1977 г. — порты Бенина. В 1978 г. им был предоставлен доступ в порты Сан-Томе и Принсипи. В 1979 г. Вьетнам разрешил использовать ВМБ в Камрань... Американское правительство стремилось ограничить доступ советских кораблей в иностранные порты, действуя обычно через дипломатические каналы. Эта политика давала результаты: в начале 1970-х годов Египет запретил заход советских кораблей в его территориальные воды. Стали более сложными заходы наших кораблей в порты Сирии и Алжира; позднее Сомали и Эфиопия также закрыли свои порты».

По словам Л.А. Вторыгина, советский ВМФ никогда не имел и никогда не будет иметь того привилегированного статуса, которым обладают ВМС США: «ВМС США находятся на дежурстве во всех уголках планеты. У нас нет возможности держать наши корабли в море на постоянной основе; разница между нами в том, что ВМС США являются самостоятельной военной организацией и у ВМС США есть свой отдельный министр; они не могут представить свое существование без сильных ВМС; в нашей стране были некоторые военные эксперты, которые даже высказывали мысли о том, что Советскому Союзу флот вообще не нужен; это глупость, но так было сказано».

«ЗОЛОТАЯ РЫБКА» ГОРШКОВА И БОЛЬНАЯ ЭКОНОМИКА

По мнению Москвы, «главной задачей гонки вооружений, которую вели Соединенные Штаты, было измотать советскую экономику». Вот слова Л.А. Вторыгина по этому поводу: «Мы все время старались догнать. У них это есть; нам это тоже нужно». Громадные ресурсы, потраченные Горшковым, были, но мнению начальников других видов советских вооруженных сил, непропорциональны вкладу ВМФ в оборону Советского Союза. Стали легендой споры по поводу использования авианосцев, которые вели адмирал Горшков и бывший командующий Тихоокеанским флотом адмирал Амелько. В последующем, когда Амелько занимал должность заместителя начальника Генерального штаба по военно-морским вопросам и через него проходили бумаги по программам строительства ВМФ, он однажды исключил из заявки на строительство кораблей средства, которые предполагалось направить на постройку авианосца. Когда об этом узнал С.Г. Горшков, то он через секретариат Министерства обороны повторно включил вопрос о строительстве авианосца в заявку, подаваемую на утверждение министру обороны СССР.

Обладавший немалым влиянием Г. Арбатов, директор института США и Канады, также противился идее авианосца, с которой выступал Горшков. Арбатов подчеркивал экономический аспект «холодной войны»: «Если американцы будут прыгать с небоскреба, мы что, последуем за ними?» Программу авианосца, которую «пробивал» Горшков, не поддерживали и в ЦК КПСС. Л.А. Вторыгин вспоминает: «Они бы ликовали, если бы мы напрасно потратили эти деньги. «Холодная война» — это, в первую очередь, экономика. Валовой национальный продукт США в два раза превосходил валовой национальный продукт Советского Союза... и наши самые ярые противники хотели вымотать нас, чтобы мы развалились политически и социально».