Книга Проклятое золото храмовников - Валерий Елманов

– Есть у меня знакомый купец, – услышал сотник голос Петра. – Так он мазями чудодейственными торгует. Раз, два, три и все как рукой. Буквально на глазах рассасывается, но стоит она… Тебе столько серебра за всю жизнь не заработать. Нет, если б ты был моим верным и преданным другом – одно. Тогда бы я тебе конечно помог, а так…

Азамат незамедлительно принялся уверять, что он ему такой друг, которого у Сангре не будет до конца жизни, но в ответ услыхал попрек, что между настоящими друзьями тайн не бывает, а вот у сотника таковые имеются. Взять, к примеру, обладателя белой шапки купчину Черногуза. Торговец чудодейственными мазями, оказывается, хорошо знаком с ним, и Черногуз похвалился, что приезжал в Тверь по кое-какой секретной надобности. Мол, доверили ему некое тайное дельце и он, во исполнение его, сумел уговорить одного татарского сотника помочь ему встретиться с московской княгиней Агафьей, пребывающей в плену у тверского князя. И ему, Петру, было очень обидно слушать такое, поскольку сам Азамат ему про то ни полсловечка. И о какой дружбе после этого говорить?!

Сотник принялся оправдываться и незаметно для себя рассказал все подробности об этих встречах. Впрочем, подробностей этих, к превеликому сожалению побратимов, оказалось немного. Да, встречался пару раз. Да, договорились, что он подведет ее на торжище к палатке Черногуза, причем организует все так, что ни одного человека, понимающего русский, поблизости не будет. Ну и получил несколько гривен за это, не без того.

Выслушав его, Сангре скривился и иронично заметил:

– Почем мне знать, может, ты и сейчас мне не все сказал, скрыл половину, – а в ответ на горячие уверения Азамата, что он все выложил как на духу, предложил это доказать. Мол, как он слыхал, у них, мусульман, самое святое – клятва на Коране. Вот если Азамат согласится повторить все сказанное в присутствии муллы и еще двух мусульман-свидетелей, тогда да, он ему поверит и займется покупкой лекарств для лечения его лица, а коли нет…

– А зачем тебе? – насупился сотник.

– Затем, что не желаю во второй раз в дураках оказываться, – отрезал Сангре. – Ныне тверской князь бывшие вещи покойной княгини собирает, чтоб мужу передать, а собрать не получается – их служанки между собой разобрали и в один голос уверяют, что это ихнее. А он, Азамат, прекрасно видевший, что именно передал от Юрия Даниловича тайный гонец, молчит, не желая помочь и продиктовать весь перечень подарков. Словом, пускай решает: или – или.

Сотник колебался недолго. На служанок ему было, по большому счету, наплевать, главное – он сам, дорогой и любимый, и оставаться уродом ему никак не хотелось. Более того, рассказывая в присутствии свидетелей и муллы о своих встречах с тайным гонцом, он превзошел все ожидания Петра, вспомнив еще одну немаловажную примету во внешности купца. Оказывается, есть у Черногуза крохотный шрамик, идущий вниз от левой брови. Шрамик невелик, с полвершка, не больше, и припомнился сотнику исключительно по той причине, что торговец имел привычку во время беседы иногда его почесывать, особенно когда затруднялся с ответом.

Показания были оформлены как положено, в присутствии трех свидетелей, включая муллу, но и Сангре не подвел – тем же вечером началось лечение лица сотника. Густая и холодная белая мазь приятно остужала кожу, практически сразу переставшую зудеть. А на следующий день при снятии повязок Азамат и сам заметил серьезные улучшения: половина шрамов практически рассосались, а прочие заметно уменьшились – еще разок нанести мазь, и ничего не останется.

– Вот уж никогда бы раньше не подумал, что холодная манная каша рассасывает рубцы, – заметил Петр, оставшись наедине с другом.

– Но при обязательном условии, что они фальшивые и состряпаны при помощи краски и клея, – уточнил тот. – Кстати, князю, как мне кажется, докладывать результаты пока не надо. Вот сгоняем во Псков, найдем этого Черногуза, привезем его в Тверь, учиним очную ставку, а уж тогда… Ты как, не возражаешь против такого плана?

– Ни боже мой! – жизнерадостно откликнулся Сангре. – Кстати, помнишь, я тебе несколько месяцев назад говорил, что Уголовный кодекс близко с «Русской правдой» не лежал, да и других преимуществ в этом времени по сравнению с двадцать первым веком навалом, включая отсутствие УПК, адвокатов, ну и разной дряни, вроде толерантности и любви к бородатым женщинам? Таки ныне я лишний раз убедился, что был прав, когда говорил это. Это ж подумать дико: мы почти раскрыли второе по счету убийство, а если не считать рабочих записей, накатали всего один-единственный протокол допроса. Нет, минусы, конечно, имеются, но если брать в целом, то… Конечно, работы впереди немерено, в том числе и срочной, зато и жить здесь куда интереснее.

– А что за срочная работа? – недоуменно нахмурился Улан. – Ты имеешь ввиду нашу поездку во Псков?

– Нет, я про работу над остальными обвинениями тверского князя, – пояснил Петр. – Надо ж с гарантией его обезопасить, а гарантии предстоит продумать как следует. И самое лучшее, как мне видится, смешать с дерьмом всех обвинителей, начиная с московского князя, чтоб даже тупому Узбеку стало понятно: таким козлам верить – себя не уважать.

– Идея отменная, – одобрил Улан. – Но прежде надо бы нам с тобой еще до отъезда во Псков продумать кое-что по убийству Агафьи.

– То есть?

– Не нравятся мне столь яркие приметы Черногуза. По ним не одни мы – любой дурак его вычислит. А он на некоторые еще и сам внимание обращает.

– Мужика работали в темную, – предположил Сангре. – Тогда все сходится.

– Ни черта не сходится! – отрезал Улан. – А о чем думали те, кто подбирал его кандидатуру? Они-то прекрасно знали, что люди Михаила Ярославича землю рыть будут после смерти Агафьи, и все равно словно специально человека подставляют, чтоб его в случае чего легко было и опознать, и найти. Полное впечатление, что нам его специально подсовывают. Вместе с Юрием, разумеется.

– Но тогда, по логике, сам Юрий ни при чем.

– Точно, – согласился Улан. – А если исключить его из подозреваемых, кто останется?

– Не понял, – протянул Сангре. – Ты на кого сейчас намекнул, а? На Ярославича?

– А есть еще кто-то на примете? – невозмутимо откликнулся Улан и успокоительно махнул другу. – Да расслабься ты. Конечно, рассматривая все версии и логически рассуждая, смерть Агафьи ему выгодна. Москвич вмиг превращается из шурина великого хана в обычного князька, притом не сумевшего уберечь свою супругу. Но ты прав – не соответствует поведение тверского князя психологическому портрету убийцы, в смысле заказчика. И намекнул я на другое – надо искать неведомого третьего – хитроумного, осторожного, расчетливого и потому жутко опасного…

– А… Черногуз?

– Съездим во Псков, съездим, – кивнул Улан. – А вот успеем или нет застать его в живых – не знаю.

Эпилог. Неведомый третий…

Он шагал, не глядя, куда ступает, позабыв про свою обычную аккуратность, и зачастую его ноги в синих сафьяновых сапогах уходили чуть ли не по щиколотку в жирную грязь. Однако человеку, одетому в простое добротное платье, было не до того. Уж больно страшное поручение он собирался возложить на плечи того, к кому он сейчас шел. Настолько тяжкое, что немалая часть неизбежно возляжет на него самого. Не сейчас, нет, но когда придется держать ответ перед творцом. А от его справедливого суда, когда придет время, не скрыться, как ни тщись. Более того, даже покаяться в этом перед священником, чтобы хоть как-то облегчить свой тяжкий грех, нечего и думать. Конечно, тайна исповеди и всякое такое, но тогда хранителем тайны окажется обыкновенный священник и доверять ему свое омерзительное и кроваво-сокровенное нельзя ни в коем случае.