Книга Амбарцумян - Юрий Шахбазян

Другая, не менее сложная проблема — это всеобщая свобода, данная человеку и человечеству христианством. Хочет ли человек свободы и той тяжёлой ответственности, которая ему достаётся при этом? Может быть, человеку лучше иметь поводыря для спокойной и бездумной жизни? Эта мысль прекрасно передана в монологе Великого инквизитора. Не случайно упрекает он Иисуса Христа: «Ты хочешь идти в мир и идёшь с голыми руками, с каким-то обетом свободы, которую они, в простоте своей, и прирождённом бесчинстве своём, не могут и осмыслить; которого боятся они и страшатся, — ибо ничего и никогда не было для человека и для человеческого общества невыносимее свободы! Ты возразил, что человек жив не единым хлебом, но знаешь ли, что во имя этого самого хлеба земного и восстанет на тебя дух земли и сразится с тобою и победит тебя и все пойдут за ним. Накорми, тогда и спрашивай с них добродетели. А накормим лишь мы во имя твоё, и солжём, что во имя твоё. И они принесут свою свободу к ногам нашим и скажут нам: "Лучше поработите нас, но накормите нас". Поймут, наконец, сами, что свобода и хлеб земной, вдоволь для всякого, вместе немыслимы. И вообще, если за тобою, во имя хлеба небесного, пойдут тысячи и десятки тысяч, то что станется с миллионами и с десятками тысяч миллионов существ, которые не в силах будут пренебречь хлебом земным для небесного? Иль тебе дороги лишь десятки тысяч великих и сильных, а остальные миллионы, многочисленные, как песок морской, слабых, но любящих тебя, должны лишь послужить материалом для великих и сильных? Нет, нам дороги и слабые. Они порочны и бунтовщики, но под конец они-то станут и послушными. Но ты прав в одном: Тайна бытия человеческого не в том, чтобы только жить, а в том, для чего жить».

Да, действительно, свобода выбора — тяжёлое бремя, и не всякого можно убедить отказаться от материального ради духовного, но всё иное гораздо хуже и пагубнее. Над этими важнейшими для людей мыслями глубоко задумывался Виктор Амазаспович. Свобода совести обольстительна для человека, но она невероятно ответственна и мучительна. Конечно, Достоевский, проведший на каторге много лет, прекрасно ощущал и передал нам ощущение свободы, как священное достояние ума и сердца человека. Не будь чувства свободы, человек не мог бы приобрести великую спасительную надежду и терпение. Не так ли русские, армяне и многие другие народы терпели чужеземное иго не потому, что смирялись с рабством, а для того, чтобы накопить великую силу терпения для долгого тяжёлого пути. Мудрые люди и народы живут по мудрости: «Бог терпел и нам велел». И это возможно, если каждый индивидуум общества настолько силён духом, что не кивает на «объективные» условия. Только личное мужество каждого, чувство свободы и бесконечное терпение являются залогом спасения общества.

Кроме «Братьев Карамазовых», Амбарцумяна очень интересовал «Дневник писателя», где обсуждались животрепещущие вопросы. Каково будущее России? Куда идёт Россия?

Достоевский, как никто, приветствует братство всех народов и наций, провозглашает свою заветную идею: «В русском народе нет предубеждений ни к какому иному народу. Но для братства, для полного братства, нужно стремление и способность к нему с обеих сторон». А самой ценной мыслью, высказанной в «Дневнике», Амбарцумян считал концепцию построения общества, основанного не на действии законов, а на высокой нравственности: Достоевскому мечталось общество, устроенное не на страхе перед законами или даже на уважении к ним, а на «благодати». «Я хочу не такого общества, в котором я не мог бы совершить преступления, — не раз говорил Достоевский, — но такого, в котором я, даже имея право совершить любое преступление, сам не хотел бы его сделать. То есть, не закон должен запрещать мне, безнравственному, те или иные недостойные поступки, а я сам должен нести в себе столько нравственного, чтобы не совершать ничего недостойного».

Вот вкратце о раздумьях Амбарцумяна, связанных с творчеством Достоевского. Глубокие мысли появились у Достоевского благодаря его любви и страданию, большому терпению, возвысившим писателя до таких откровений. Амбарцумян, безусловно, был согласен с автором в споре его с Великим инквизитором, концепции которого до сих пор по-дьявольски растлевают души современных людей во всём мире.

Огромное место в последние годы жизни Амбарцумяна занимала философия Иммануила Канта. О нём Амбарцумян имел определённое чёткое мнение. Он считал, что со многими философскими концепциями Канта согласиться невозможно, но, видимо, чувствовал, как вдохновляет его самого бурный поток могучих мыслей Канта. Что его больше всех интересовало в Канте, так это попытка анализа процесса интуитивного суждения.

Конечно, мысли Канта об интуитивных суждениях приводят и к такой идее, какая возникла у Ф. Шеллинга[201]: интуиция — это удел немногих избранных. Справедливость этой мысли оспаривается многими философами, точно так же, как и концепция Конфуция о различных способностях людей. Но Амбарцумян и многие учёные, и мы об этом уже говорили, ощущали на своём примере, как интуиция или, если хотите, предчувствие, озарение помогали им в научных поисках. Во всяком случае, правы они или нет, но они ощущали за собой эту способность «бессознательного» схватывания истины. Все ли в равной степени обладают способностью интуитивного познания — вопрос открытый. Мнение Амбарцумяна заключается в той простой идее, что все люди, безусловно, обладают интуицией, но она проявляется у разных людей и с разной эффективностью. Любящая мать интуитивно ощущает желания своего младенца, поэт и писатель под влиянием своей Музы глубоко ощущает описываемый образ, а учёный непонятным и поразительным образом проникает в предмет своего поиска.

Предметом размышлений Амбарцумяна стал всем хорошо известный кантовский категорический императив — центральное положение практической философии Канта, которое, в свою очередь, является сердцевиной всего его философского творчества. Кантовский императив (предписание) по замыслу Канта — формулировка принципов нравственного поведения человека или государства. Если ты совершаешь поступок по отношению к другому человеку, задай себе вопрос: а хочешь ли ты, чтобы подобный поступок был совершён по отношению к тебе, чтобы твой поступок превратился во всеобщий закон?

Смысл его в следующем: «Действуй так, как если бы максима твоего поступка (как побудительный мотив твоей деятельности) могла бы быть принципом всеобщего законодательства». Или, в расширенном виде: поступай так, чтобы правило твоей воли могло иметь силу принципа всеобщего законодательства; относись к другим людям так же, какого отношения ты ждёшь к своей персоне; к человеку нельзя относиться, как к средству достижения своих интересов.

Вообще суть кантовской «Критики практического разума» — это принцип свободы, автономия нашей воли. Об этом мы говорили в контексте Великого инквизитора. Здесь добавим, что поскольку у Канта моральный закон ссылается на свободу, а свобода на моральный закон, поскольку они индуцируют друг друга, то быть нравственным — значит быть свободным.