Книга Танковые сражения. Боевое применение танков во Второй мировой войне. 1939-1945 - Фридрих Вильгельм фон Меллентин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда же стало понятно, что полностью ликвидировать плацдарм у Баранува не удастся – я уже отмечал ту быстроту, с которой русские делали захваченные ими плацдармы неприступными, – Бальк решил уничтожить два плацдарма на участке LVI корпуса, причем сделать это при максимальном числе боевых машин и орудий и минимуме личного состава. В атаку на плацдарм под Козенице, который удерживали две-три русские дивизии, мы бросили только 6 батальонов, но поддерживали эту атаку 120 самоходных орудий, вся артиллерия XLII корпуса и 3 танковых дивизий.
Чуть позже в дело вступили еще и две минометные бригады. Сосредоточение артиллерии XLII корпуса было рискованным шагом, поскольку в каждой из наших батарей на Баранувском плацдарме мы оставили только по одному орудию. Все орудия были переброшены на участок под Козенице ночью, а сразу же после артподготовки мы вернули их на свои позиции.
Артиллерийская подготовка была короткой, но чрезвычайно интенсивной. Штурмовые орудия применялись массированно, и под этим ураганом огня сопротивление русских дрогнуло и сломалось, несмотря на большую отвагу, проявленную отдельными солдатами и подразделениями. В ходе артподготовки наши службы перехватили следующие радиопереговоры:
А. Удерживайте позиции!
Б. Мне конец.
А. К вам двигаются подкрепления.
Б. К черту ваши подкрепления! Я отрезан от своих. Ваши подкрепления не смогут меня найти.
А. Я запрещаю вам разговаривать по радио открытым текстом. Лучше расстреляйте сами своих солдат, чтобы этого не сделал враг.
Б. 54-й, вы, может быть, поймете, что у нас тут творится, если я вам скажу – у меня никого не осталось, кого бы я мог расстрелять, кроме своего радиста.
Тем временем общее положение в Польше значительно улучшилась. Варшавское восстание поначалу выглядело чрезвычайно опасным, но ситуация несколько разрядилась, когда стало ясно, что русские не смогли прорваться для оказания помощи повстанцам. У командования 9-й немецкой армии, которая сражалась там, сложилось впечатление, что русские израсходовали свои запасы горючего и боеприпасов и поэтому не сумели прорвать нашу оборону. Как бы то ни было, Красная армия не сделала ничего, чтобы помочь полякам, и их сопротивление постоянно слабело[223]. В Прибалтике положение также улучшилось. Гудериан, новый начальник Генерального штаба,
убедил Гитлера отдать приказ об эвакуации наших войск из Эстонии и Латвии. 16 сентября немецкие части ударом из Курляндии пробили коридор до Риги, что дало возможность группе армий «Север» соединиться с группой армий «Центр». В этих боях отличился, в частности, мой старый друг полковник граф Штрахвиц.
Однако обстановка в Румынии приняла катастрофический характер. Маршал Антонеску[224] был искренним другом Германии и полностью владел военной ситуацией в стране. Он предложил эвакуировать войска из Молдавии и Бессарабии и создать мощную оборонительную линию вдоль Карпат, далее через Галац к устью Дуная. Подобное предложение было очень своевременно, поскольку германские резервы перебрасывались на север для восстановления положения в Польше. Кроме того, ходили неприятные слухи о предательстве Румынии, что делало желательным сосредоточение немецких частей в Валахии. Но ничего этого сделано не было, и с началом наступления Красной армии 20 августа румынские дивизии перешли на сторону русских и повернули оружие против отступающих немецких войск[225]. Наши бывшие союзники захватили переправы через Дунай и Прут, в результате чего 16 немецких дивизий оказались полностью уничтоженными. Наше положение на Балканах резко изменилось; Болгария и Румыния были заняты русскими, а в сентябре они вступили и в Венгрию.
На Висле 4-я танковая армия прочно удерживала фронт, но ни генерал Бальк, ни я не позволяли себе подолгу оставаться на относительно спокойных участках. Нормандская кампания закончилась страшным поражением у Мортена и Фалеза, 25 августа пал Париж, а передовые части 3-й армии генерала Паттона уже подходили к границам рейха. В сентябре генерал Бальк был вызван для доклада в ставку фюрера; он получил назначение на должность командующего группой армий «Г» на Западе, а я должен был сопровождать его в качестве начальника штаба. Итак, я наконец попрощался с русским фронтом и опять отправился на новый театр военных действий.
Красная армия
В этой главе я хотел бы обобщить все свои впечатления о Красной армии. Естественно, со временем ценность опыта, полученного немецкими войсками в войне с русскими, будет постоянно снижаться и для оценки их военных способностей потребуются новые определения. Тем не менее характер и качества русского солдата и типичные для него методы ведения боя вряд ли существенно изменятся. Поэтому опыт Второй мировой войны может служить важным фундаментом для объективной оценки военной мощи России.
Ни один человек, принадлежащий к культурной традиции Запада, не в состоянии постичь характера и души этих людей, рожденных и выросших по другую сторону границ Европы[226]. Тем не менее знание русского характера может послужить ключом к пониманию их боевых качеств, их преимуществ и методов вести войну. Личностные качества каждого в отдельности взятого солдата всегда были определяющими факторами в войне, часто более важными, чем численность войск и количество техники. Это известное положение оказалось верным и для Второй мировой войны и, как мне думается, будет верно еще долго.
Совершенно невозможно сказать, что в следующий момент будет делать русский: он всегда бросается из одной крайности в другую. Обладая опытом, всегда можно предугадать, как в том или ином случае поступит солдат любой другой страны, но только не русский. Его натура столь же необычна и загадочна, как и его огромная и грозная страна. Он невероятно терпелив и вынослив, чрезвычайно храбр и отважен и одновременно периодически проявляет необъяснимую трусость. Бывали случаи, когда русские части, только что отразившие атаки немцев, неожиданно впадали в панику перед небольшими штурмовыми группами. Иногда целые батальоны теряли самообладание при первом же выстреле, и те же самые батальоны с фанатичной стойкостью сражались на следующий день. Русский человек совершенно непоследователен; сегодня его совсем не заботит, прикрыты его фланги или нет, назавтра он трепещет от одной мысли о том, что его флангам угрожает опасность. Он пренебрегает общепринятыми принципами тактики, но неукоснительно следует букве своих полевых уставов. Возможно, ключ к пониманию такого отношения заключается в том, что русский солдат не мыслит самостоятельно, не может трезво оценивать обстановку и выбрать соответствующую линию поведения, а поступает в зависимости от своего настроения, понять которое жителю Запада не дано. Он примитивен, хотя и отважен по природе, он полностью находится во власти эмоций и инстинктов. Его индивидуальность легко растворяется в массе; его способность переносить невзгоды и выносливость складывались долгими столетиями страданий и лишений. Благодаря природной силе этих качеств русский солдат во многих отношениях превосходит более рационального солдата Запада, который может возместить свои недостатки более высоким уровнем умственного и духовного развития.
