Книга Рафаэль - Александр Махов

Рафаэль сдержал обещание, и вскоре портрет был готов (Флоренция, Уффици). Он очень ответственно отнёсся к этой работе, сознавая, что заказ имеет историческую значимость. Папа попросил не снимать покрывало с мольберта, пока не подойдут сестра Лукина и дочь Феличия. В кабинете находились также монсеньор де Грассис и Эджидио да Витербо. Когда женщины сели рядом с папой, Рафаэль сдёрнул покрывало. Раздался вздох восхищения, а Феличия не удержалась и, вскочив с кресла, поцеловала отца.

Папа изображён на тёмном оливковом фоне сидящим в рабочем кресле с высокой спинкой. Руками он опирается на подлокотники, пальцы сплошь усыпаны кольцами с драгоценными камнями. В правой руке зажат платок — во время сеанса его донимал кашель. Правда, эта рука выглядит несколько короче левой, цепко ухватившей подлокотник кресла. Облачённый в обычное будничное одеяние, Юлий сидит с покрытой головой. Длинная седая борода, обрамляющая розоватое лицо, словно освещённое изнутри, контрастирует с пурпуром накидки и головного убора. Ярким живописным пятном выделяется также белоснежная туника с бесчисленными складками, так тонко распределёнными, что они кажутся лёгкими как пушинки. От портрета невозможно оторвать взгляд. Юлий сидит задумавшись, со слегка опущенным взором и плотно сжатыми губами, в глазах поблескивает огонь, говорящий о скрытой неукротимой энергии.

Рафаэлю удалось верно передать характер Юлия II, живущего во власти своих грандиозных планов. Его волевая взрывная натура держала в страхе приближённых, но не порождала ненависти, так как он постоянно радел об укреплении престижа государства и Церкви, меньше всего думая о себе и своих близких. Папа был покровителем искусства, считая его действенным средством для достижения великих целей.

— Пожалуй, сегодня в Риме лучшего портретиста не сыскать, — заявил Эджидио да Витербо.

— А как же наш другой любезный сын — Микеланджело? — спросил папа.

— Ваше Святейшество, — сказал монсеньор де Грассис, — наш Микеланджело любому, кто просит его изобразить, неизменно отвечает: «А какой в этом прок?» Вот разве что Леонардо мог бы составить конкуренцию.

Но папа резко возразил ему:

— Вы забываете, что этот, с позволения сказать, горе-учёный ни одного дела не доводит до конца. Вы же сами мне докладывали, что весь Бельведер провонял гарью и кислотой по его милости.

Было решено выставить портрет папы для всеобщего обозрения в церкви августинцев Санта-Мария дель Пополо, почитаемой римлянами и неизменно посещаемой паломниками, для которых это будет первая встреча с папой римским, прежде чем они вступят в Вечный город.

Долгое время вместе с портретом Юлия там находилось написанное Рафаэлем по заказу кардинала Риарио «Святое семейство», получившее в литературе наименование «Лоретская Мадонна» (Шантийи, Музей Конде). У этой картины сложная история. Она переходила из рук в руки, пока не оказалась в почитаемом верующими городке Лорето под Анконой, откуда была украдена и разошлась по миру в отлично выполненных копиях, часто выдаваемых за подлинник. Проведённый в Шантийи в 1979 году радиографический анализ показал, что на оригинале вместо головы Иосифа было окно, глядящее на природу.

Бесспорно, это одно из лучших творений Рафаэля, отличающееся от флорентийских мадонн более свободной и динамичной композицией. Чего стоит хотя бы несколько театральный жест, приподнимающий вуаль над проснувшимся голеньким младенцем и так напоминающий взмах руки Аполлона Бельведерского! Превосходно написан слегка склонённый одухотворённый лик Девы Марии, облачённой в красную тунику, выступающую ярким пятном на тёмном фоне.

В начале 1512 года Рафаэль вместо с командой переместился во вторую соседнюю комнату, называемую по-итальянски Stanza d’Eliodoro, где давно стояли сколоченные леса для работы. Неизвестно, была ли заранее продумана программа росписей. Но как показали дальнейшие события, динамика их развития нашла прямое отражение на фресках, придав им особое актуальное звучание. В своей борьбе с врагами Юлий II обрёл верного союзника в лице Рафаэля, чьё искусство служило прославлению деяний главного пастыря Римской церкви.

За особые заслуги Рафаэль получил почётный титул писаря папских указов — должность высокооплачиваемую и не столь обременительную. Узнав о назначении, он усомнился в своих знаниях латыни, но друзья его успокоили, заявив, что апостольская канцелярия насчитывает не один десяток толковых писарей в сутанах. И они были правы — одновременно Пьетро Бембо был назначен на пост составителя папских булл и breve как истинный знаток латыни.

Опасения папы относительно сиенского банкира Агостино Киджи были не напрасны. Выходец из банкирской семьи, молодой Агостино рано понял, какова подлинная сила денег. Власть и звания его не интересовали. Он жил одной лишь страстью — накоплением и приумножением своего состояния, не будучи в силах остановиться до конца своих дней. Агостино мог купить кого и что угодно. Казалось, богатство само плыло ему в руки, хотя о его происхождении мало что известно. Он был не только финансистом, имевшим конторы повсюду, но и успешным предпринимателем, на которого трудились десятки тысяч людей. Его собственная флотилия насчитывала около ста судов, бороздивших моря на всех широтах. Он сам признавался, что не знает точно размеры своего состояния. Однако в конторских книгах банкирского дома Киджи чётко фиксировались все доходы и расходы. Например, как явствует из оплаченного счёта, за изготовление только кровати для спальни во дворце с использованием золота, перламутра и слоновой кости было израсходовано 1592 дуката, что превысило стоимость фресковой росписи одной лишь ватиканской станцы.

Залы его римского дворца Фарнезина на набережной Тибра по примеру дворцов древнеримских патрициев расписывались фресками на мифологические темы. Так, в одном из них плафон украшен небесными светилами, расположение которых представляет собой не что иное, как живописный гороскоп, из которого следует, что Агостино родился 1 декабря 1466 года под счастливой звездой, определившей его дальнейшую судьбу.

Будучи небольшого роста, с невыразительными чертами лица, банкир, привыкший вкушать пищу и пить из злата-серебра, предпочитал одеваться во всё тёмное, испытывая удовлетворение при виде кланявшихся ему в пояс разряженных в богатые одеяния просителей, желавших заручиться его расположением. Он финансировал авантюры Пьеро Медичи в обмен на реликвии, собранные его отцом и дедом Лоренцо и Козимо Медичи. К нему обращалась за помощью герцогиня Елизавета Гонзага, чтобы выкупить из плена мужа Гвидобальдо да Монтефельтро. Его услугами пользовались отец и сын Борджиа, а затем, не особо задумываясь, он открыл кредит и для их соперника Юлия II, которому позарез нужны были деньги для оплаты швейцарских наёмников перед походом на врага.

Агостино тоже нуждался в папе по вполне житейской причине. Он добивался развода с первой женой, поскольку на примете появилась новая избранница — внебрачная дочь мантуанского правителя красавица Маргарита Гонзага, падчерица Изабеллы д’Эсте. Известно, что пока мантуанская маркиза занималась коллекционированием, её супруг Франческо Гонзага преуспевал в делах любовных. Для скорейшего решения своих матримониальных проблем Агостино открыл новый кредит для папы Юлия II и решил проводить его до злосчастной Феррары, которую тот хотел поставить на колени. В дороге были оговорены все детали дела.