Книга Марина Мнишек - Вячеслав Козляков

Полнись и печать Лжедмитрия II на грамоте от 12 апреля 1609 года.

«Второе венчание» Марины Мнишек в Тушинском лагере. Картина из Вишневецкого замка. Атрибуция автора.

Гетман Ям Петр Сапега.

Осада Москвы В 1606 году. Фрагмент карты Исаака Массы. Около 1607 г.

«Царь Дмитрий Иванович», Марина с сыном Иваном на руках и Юрий Мнишек. Польская гравюра. Начало XIX в.

Так называемое «Знамя Сапеги». Начало XVII в.

Письмо Марины Мнишек Я. П. Сапеге. 1611) г. Библиотека Академии наук в Кракове Фрагмент.

Литовский гетман Ян Кард Ходкевич.

Коронный гетман Станислав Жолкевский.

Марина Мнишек возбуждает калужан к мести за смерть Тушинского вора. А. Шарлемань.

«Башня Марины Мнишек» в Коломне. Гравюра XIX в.

Михайловская приказная изба. XVII в. Фото автора.

«Маринкина башня». Коломна. Фото автора.

Информированный автор «Нового летописца» со временем мог внести многие детали, отсутствовавшие в современных источниках. И наоборот, окружные (рассылавшиеся во все города) грамоты и записи разрядов о сведении с престола царя Василия Шуйского позволяют оценить, что потом «забылось» в этой истории. А «забылось» как раз то, что в такие минуты никому доказывать не надо. В 1610 году всем была очевидна неспособность царя Василия Шуйского успокоить страну. Оказывается, с призывом оставить трон к царю Василию Шуйскому обращались все, в том числе и патриарх Гермоген с Освященным собором, и Боярская дума со служилыми и посадскими людьми. В своей челобитной, обращенной к царю Василию Шуйскому, они писали, «штоб он государство отставил, а при ево государстве смуте не престать и крови крестьянской не унятца, во всех городех всякие люди ему загрубили и служить не хотят» [376]. В окружных грамотах лаконично упоминались лишь основные события – прежде всего оставление царского престола Василием Шуйским 17 июля 1610 года «по челобитью всех людей», указывавших ему на неутихающую «межусобную брань». О Шуйском говорилось скупо: царь «съехал на свой на старой двор и ныне в чернцех». Уже через три дня после этих событий была сформулирована главная идея общей борьбы против Лжедмитрия II: «Что нам всем против воров стояти всем государьством заодно и вора на государьство не хотети». Все города и люди Московского государства призывались быть «в соединенье», «чтоб наша православная крестьянская вера не разорилась, и матери бы наши и жены и дети в латынской вере не были» [377].

Накануне сведения царя Василия Шуйского с престола бояре еще пытались договориться со сторонниками бывшего тушинского «царика». В «Новом летописце» сообщается: «Начаша съезжатися с воровскими полками уговариватца, чтоб они отстали от Тушинсково: "а мы де все отстанем от Московского от царя Василья". Тушинские ж воры лестию им сказаша, что отстанем, а выберем сопча государя». Автор летописи приводил это известие для того, чтобы осудить «изменников» царя Василия, вздумавших договариваться с обманщиками. Начавшие «владети» в столице бояре стали «посылать к тушинским, чтобы оне Тушинсково вора своего поимали: “а мы де уж царя Василья с царства ссадили”». Однако бывшие тушинцы только поглумились над неразумием бояр: «И те посмеяшеся московским людем и позоряху их и глаголаху им: “что вы не помните государева крестново целования; царя своего с царства ссадили; а нам де за своево помереть”» [378].

Но сторонники калужского «царя» недолго были единственной стороной, с кем пытались договориться в Москве. Уже 24 июля (3 августа) под столицу из Можайска подошел гетман Станислав Жолкевский, извещенный о сведении царя Василия Шуйского с престола. В свою очередь, коронный гетман послал донесение об этом королю Сигизмунду III под Смоленск. Жолкевский тоже подтверждал, что в Москве «все поклялись не принимать на царство вора, называющего себя Димитрием, а напротив биться с ним». Действительно, в крестоцеловальную запись боярскому правительству во главе с князем Федором Ивановичем Мстиславским были включены слова: «Вора, кто называется царевичем Дмитреем, на московское государство не хотети» [379].

Лагерь гетмана был «на Хорошевских лугах на Москве реке», или «в миле» от столицы «против Нехорошева», как переиначил название этого места Иосиф Будило. Очень показательно, что согласно донесению самого гетмана Станислава Жолкевского жители столицы приняли сначала его войско за сторонников Вора и открыли стрельбу. Но как только недоразумение выяснилось, началось братание «русской стражи» и тех «бояр», которые находились с гетманом после присяги под Царевом Займищем («и начали с теми русскими разговаривать, здороваясь и со слезами обнимая друг друга»).

Если поначалу, договариваясь с московскими боярами, тушинцы «рыли яму» царю Василию Шуйскому, то теперь они попали в нее сами. Гетман Жолкевский становился главным арбитром во всех спорах: и между королем и боярами, и между боярами и самозванцем. Боярская дума во главе с боярином князем Федором Ивановичем Мстиславским призывала гетмана к переговорам «о хорошем деле» и просила его помочь в борьбе с Вором или хотя бы не препятствовать ей в этом. Войско «воровского» гетмана Яна Сапеги тоже обратилось к Станиславу Жолкевскому с предложением не воевать друг с другом и просило разрешения на пропуск послов под Смоленск. Жолкевский сделал все, чтобы использовать новую ситуацию и заключить с боярским правительством договор о призвании королевича Владислава на русский престол. Но лучше всех согласию московских бояр помогало присутствие войска самозванца. Правда, плодами его побед должен был воспользоваться сильнейший, то есть «король его милость». Подойдя к Москве, гетман Жолкевский пообещал «уничтожить самозванца, если бы он осмелился оспоривать у короля счастие» [380].