Книга Агент Византии - Гарри Тертлдав

Эта мысль заставила Василия вновь обратить внимание на стоявшую рядом женщину. Мирран, должно быть, обладала способностью проникать в его мозг.

– Теперь, когда с ними покончено, как ты собираешься поступить со мной?

Ее интонация изменилась. И это было связано не только с волнением о собственной судьбе. Она уже несколько минут рассматривала последствия взрыва, а длительное созерцание такого зрелища могло отрезвить любого, кто не обладал черствой душой Кориппа.

Магистр так долго не отвечал, что Мирран глянула на него в сомнении, расслышал ли он ее вопрос. Она сжала губы, когда поняла, что он слышал.

– Если ты намерен убить меня, убей сразу – не отдавай на забаву твоим солдатам. Если бы мы, пленник и хозяин положения, поменялись местами, я бы сделала для тебя то же самое. – Каким-то образом ей удалось даже издать короткий смешок. – Мне претит просить пощады, крича во всю мощь, но у меня звенит в ушах, ничего не могу поделать.

– Конечно. Я верю, что ты бы убила меня сразу, – задумчиво произнес Аргирос, хотя он знал, что свирепостью палачей царя царей пугали детей по всей империи.

Магистр опять умолк. Он думал о том, что делать с Мирран, с самого отъезда из Дарьяла, но так и не нашел окончательного ответа. Теперь, под ее пристальным взглядом, надо было отвечать. Наконец скорее для себя самого, чем для нее, он сказал:

– Я думаю, что возьму тебя с собой в Константинополь.

– Как хочешь.

Мирран всячески старалась придать своему голосу безразличный тон. Но ее лицо побледнело под загаром: изобретательностью палачей императора пугали детей по всей Персии.

– Думаю, ты меня неправильно поняла.

Как и Мирран, Аргиросу казалось непривычным разговаривать, до предела напрягая легкие, но выбора не было. Он развел руками и спросил:

– Если бы здесь были не мои, а твои помощники, ты позволила бы мне вернуться в столицу?

– Нет, – без обиняков ответила Мирран; она оставалась профессионалом.

Магистр и не ожидал от нее иного.

– Тогда ты понимаешь мои затруднения.

Она кивнула не раздумывая. Как однажды сказала Мирран, они оба говорили на одном языке, хотя Аргирос пользовался греческим, а Мирран – персидским. Отчасти это толкнуло его продолжить:

– Я не собирался сажать тебя за решетку в застенках Претория или отправлять в Кинегий. – Так назывался амфитеатр в северо-восточной части Константинополя, где трудились имперские палачи. – Я говорил лишь о том, что ты должна отправиться со мной в столицу.

– Правда? – Мирран подняла бровь с утонченной персидской ироничностью, способной смутить даже искушенного римлянина. – Конечно, ты уверен, что я скажу «да»: если по необходимости я спала с тобой в Дарасе, думаю, я смогу и еще, если нужно. Но каким образом ты собираешься удержать меня в Константинополе? Там я уже удрала от тебя однажды, как помнишь, экспромтом. Или ты вообразил, что у меня не выйдет повторить это снова, если будет время на подготовку?

Аргирос нахмурился; пожалуй, тут обнаруживалось больше профессионализма, чем бы ему хотелось.

– Пойдешь или нет, будешь спать со мной или нет, это как тебе угодно, я не заставляю. Что касается побега из Константинополя, то признаю, что ты права – всегда найдутся пути и средства. Смею надеяться, что ты не захочешь ими воспользоваться.

Мирран с удивлением посмотрела на магистра.

– Если это признание в неистовой, страстной и бессмертной любви, должна сказать, я слышала и получше.

– Несомненно, – твердо ответил Аргирос. – Это магистр официорий пишет стихи; боюсь, у меня нет таланта.

– Воинский эпос. – Мирран презрительно фыркнула.

Не стоило удивляться, что она знала, какого рода стихи сочинял Георгий Лаканодракон; римляне вели подобные досье на высоких персидских сановников. Но Василия восхищало, насколько кстати она вставила свое замечание.

Он покачал головой. Сейчас не время увлекаться посторонними предметами.

– Сомневаюсь, чтобы ты могла вырвать из меня признание в неистовой, страстной и бессмертной любви с помощью плети-кошки и раскаленного железа. Надо быть в два раза моложе меня, чтобы принимать всё за чистую монету и наивно считать, будто мир всегда весел и жизнерадостен. Прости, но я не умею принуждать. Однако признаюсь, что после смерти жены я не нашел ни одной женщины, кроме тебя, с которой мне хотелось бы проводить время, и не только в постели. Это тебя устраивает?

Теперь для Мирран наступило время принимать решение. Она заговорила, точно рассуждая вслух; такая же привычка была и у Аргироса.

– Должно быть, ты сказал это всерьез. За тобой сила, и ты можешь поступить со мной по своему усмотрению. Обманув меня, ты ничего не выиграешь.

С тем же обращенным внутрь, отсутствующим взглядом она спросила:

– В Константинополе я как-то сказала, что мы из одного теста – ты помнишь?

– Да. Может быть, я наконец-то решился поверить в это.

– Правда? – Голос Мирран по-прежнему оставался задумчивым, но что-то в нем неуловимо изменилось. – Я полагаю, в Константинополе есть храмы огнепоклонников.

Магистр вспомнил, что она была мастером наносить неожиданные удары. Почти на одном дыхании она утверждает об их схожести и затем тут же восстанавливает фундаментальное различие между ними.

– Я никогда не оставлю надежды, что ты можешь узреть правду во Христе, – сказал он сдержанно и, заметив, как раздулись ее ноздри, поспешно добавил: – Те, кто следует учению Заратуштры, могут молиться в столице и по всей империи, однако в обмен на то, что царь царей обязуется не преследовать христиан в своей державе… и я уверен, что тебе это отлично известно.

Этот маленький укол заставил Мирран улыбнуться.

– Что ж, справедливо, – ответила она, – но вы, христиане, ошибочно считаете, что дьявол – сам по себе живая сила, а не всего лишь отсутствие добра, и этого я никак не могу понять.

Теперь Мирран улыбалась широко и вызывающе.

– Я думаю, у нас будет время поспорить об этом.

До Аргироса не сразу дошел смысл ее последних слов. Когда наконец он понял, у него перехватило дыхание.

– Значит, ты едешь со мной?

– А почему бы и нет? Разве не мы с тобой – с помощью твоих людей, разумеется, – только что справились с угрозой для наших обеих стран? Ах, что же еще лучше может подготовить основу для личного союза?

Теперь на ее лице сияла проказливая улыбка.

Аргирос обнаружил, что и на его лице вдруг появилось то же выражение, так ему несвойственное. Он еще раз взглянул на место взрыва, разбившего надежды киргизов и Гоария. Тут взор магистра упал на чудесным образом уцелевший сосуд с вином. Неожиданно это показалось добрым предзнаменованием. Василий сказал об этом Мирран.