Книга Исцеление в жизни и смерти - Стивен Левин

Это зарисовка, которую мы в разное время приводили на разных семинарах. Недавно, после того как я привёл это описание «просто чаепития», во время перерыва, когда я прогуливался – медленно, из одного конца в другой – по центральному проходу аудитории, ко мне неторопливо подошёл человек, которого поддерживал сопровождающий. По нему было видно, что он довольно давно болел. Его тело исхудало и напоминало скелет. Когда мы пересеклись на середине прохода, он посмотрел на меня сияющими глазами и сказал: «Умирая от рака, я прекращаю войну». Мы стояли на середине прохода, будто в озере тишины, – люди шумно толпились по обе стороны аудитории, и наши глаза встретились в тот самый миг. Наши личности и прошлое как будто стёрлись слой за слоем, а воплощения, полные привязанности и отождествления с «кем-то», растворились в мерцающем присутствии, где бытие встречалось с бытием в самом бытии. В этом было нечто поразительное. В его глазах скрывался ответ на наш первый вопрос: «Стоит ли мне оставить попытки исцелиться и просто позволить себе умереть?» Этот человек поднялся над жизнью и смертью, над тем, чтобы отождествлять себя с телом или некой отдельной сущностью, обитающей в нём, он стал самим исцелением. Он был тем, кем мы являемся, когда перестаём становиться теми, кем себя считаем. Неправильно будет сказать, что этот человек является просветлённым. Термин «просветление» породил не меньше страдания и заблуждений, чем любое другое понятие, которое мне приходит на ум. Но если я скажу, что он «сиял», то не ошибусь. Он не убегал от рака, как и от других явлений своей жизни. Он настолько полно присутствовал в настоящем, что извечные конфликты пришли к разрешению, открыв огромный простор для жизни, для рака, для боли, для смерти. Он рассказал мне, как боль научила его тому, что любое бегство лишь разжигает войну. Он глубоко доверял покою изначального бытия. Он разглядел чудо в чашке чая. Он увидел волшебство в каждом дне, который прожит во всей полноте. Он обнаружил исцеление благодаря своей болезни.

Он больше не воевал с самим собой или с чем-либо ещё. Он просто умирал от рака. Когда он чувствовал печаль – он просто переживал её. Когда присутствовал страх, был лишь страх. Когда он был счастлив, он просто был счастлив. Он не пытался вызвать изменения силой, но позволял настоящему меняться так, как угодно, и его сердце излучало мягкость, которая умиротворяла противоречия ума, бушевавшие в нём. Не сражаясь более с жизнью, он оказывал целительное воздействие на близких людей, которые спокойно пребывали рядом с ним, учась тому, как умирать в благодати и жить в настоящем моменте. Годы манёвров с целью добиться положения в научном сообществе, годы борьбы с раком, страданий, когда он не в силах был встать с постели, годы борьбы с жизнью под маской борьбы за жизнь – всё это будто прожгло дыру в давно привычном для него стремлении к безопасности и к тому, чтобы не проявлять себя, и заставило его выйти из убежища своей жизни в мир чистого бытия. «Умирая от рака, я прекращаю войну».

Часто ли своим исцелением мы прекращаем войну? Часто ли хотя бы своей духовной практикой мы останавливаем её? Или наша практика – лишь очередная священная война, очередная битва во имя исцеления ума или тела? Часто ли мы воспринимаем своё исцеление как возможность полноценной жизни?

Является ли исцеление исцелением или это очередная привязанность? Когда мы начинаем задаваться такими вопросами, исцеление затрагивает все уровни нашего существа и до нас начинает доноситься песнь мира, едва слышный шёпот сердца. Только тот, кто чувствителен к такому шёпоту, может протянуть руку, чтобы успокоить своих друзей, со словами: «Всё в порядке. Моё сердце просто поёт». Переживая сердечный приступ, я прекращаю войну.

На недавнем ретрите одна женщина в большом волнении призналась, что, когда её дети были ещё достаточно маленькими, ей иногда хотелось выбросить их из окна. Ей так и не удалось простить себя за эти чувства. Она ненавидела себя за «бессердечность, которую временами может проявлять мой ум». Когда она говорила, всё её тело дрожало от долго сдерживаемого страха и злости на саму себя. Злясь на свой гнев, она увековечивала войну. Но когда она спросила участников группы, многие ли родители переживали такие же чувства, десятки человек подняли руки, и кто-то прокричал из дальнего конца помещения: «Вот это неожиданность!», и вся группа взорвалась от смеха. Всем стало ясно, как часто мы наполняем свой ум ненавистью, порождаемой его причудами и эгоцентрическими интересами. По помещению пронёсся глубокий вздох – многие из присутствующих всем сердцем приняли себя, в очередной раз осознавая жестокость по отношению к себе, которую мы постоянно проявляем в связи с естественными колебаниями и поворотами изменчивого ума. Именно в тот момент, когда мы осознали свою бессердечность, стало предельно ясно, насколько ценно привносить в мир сострадание и милосердие. Чем больше мы замечаем безжалостности и страха в уме, тем меньше мы тем самым порождаем безжалостность в теле, едином для всех нас, во вселенной, где все мы живём. Понимая, насколько ум может быть лишён любви, я прекращаю войну.

Продвигаясь вперёд шаг за шагом, я прекращаю войну. Оценивая этот шаг, осуждая его, анализируя его, я продолжаю войну. Когда всё воспринимается таким, какое оно есть, ничто не препятствует открытости сердца, ничто не причиняет вреда и не отвлекает. Тогда мы начинаем понимать, что, хотя освобождение от нашего страдания, возможно, самая сложная работа, которую нам придётся совершить, она же является и самой плодотворной. Мы воспринимаем всё как кадры, сменяющие друг друга на экране сознания, с лёгкостью, в которой мы просто осознаём движение ума, с давних пор пребывающего в цепях обусловленности. Почти ничто не удивляет нас на пути исцеления, когда мы воспринимаем исцеление как своё прирождённое право и сердце целостно вступает в каждое мгновение.

По выражению одного моего друга, «в каждом из нас Бог, но никто из нас не святой». Все мы родились, чтобы узнать, кто пришёл в этот мир. Мы все пришли сюда, чтобы завершить обучение, чтобы научиться сохранять открытость сердца на небесах и в аду, встречать с осознанностью и милосердием как радость и восторг, так заблуждение и боль. Каждый из нас движется к окончательному воплощению, к тому, чтобы во всей полноте присутствовать в настоящем. Всё так, как говорит Кабир:

Мы стараемся изо всех сил, но мало кто продвинулся далеко.

Отпусти свою гордость, и вглядись в то, что вокруг.

Синее небо бесконечно расширяет свой простор,

Привычное чувство поражения отступает,

Угасает страдание, которое я причинил себе,

Миллионы солнц загораются светом,

Когда я твёрдо пребываю в этом мире.

Я слышу звон колоколов – они звучат сами по себе,

В «любви» больше радости, чем мы о том ведаем.

Дождь проливается на землю, хотя на небе нет туч,

Реки полны света.

Каждая часть вселенной пронизана

Единой любовью.

Как нелегко ощущать эту радость в каждом своём теле!

Те, кто надеется быть разумным, терпят поражение.