Книга Ночь судьбы - Дмитрий Казаков

Ратан отвернулся. Хорт закусил губу, но смолчал. Дыхание почти восстановилось, а когда исчез противный тонкий свист при вдохе, он встал. Решимость пришла неизвестно откуда, и Хорт злился на себя, на собственную слабость. Нет, надо идти до конца, и если умереть – то на ногах.

– Я готов, пойдем, – сказал охотник мрачно.

– Теперь я вижу мужчину, – улыбнулся Ратан. – Давай сюда мешок.

Хорт ощутил, как кровь приливает к щекам, но мешок отдал. Какой смысл настаивать, проявлять гордость, если при ходьбе с грузом приступ повторится через версту. А так – может и обойтись.

Воевода

Налегке Хорт пошел быстрее. Нести осталось только оружие. Охотник ловко обходил завалы, находил дорогу через сплетение ветвей. Ратан, отягощенный двойной ношей, едва поспевал за ним.

Солнцу надоело карабкаться по голубому скользкому куполу, и оно остановилось, истекая зноем. Затем потихоньку начало спускаться. Тени, что были совсем короткими, стали понемногу удлиняться. От Хорта, что шел в пяти шагах впереди, доносился могучий аромат пота.

Облитый жарой, словно блин – сметаной, Ратан утратил бдительность. И когда слева затрещали под могучим телом кусты, не успел среагировать. Пахнуло зверем, и взору путников предстала мощная туша высотой в сажень. Человекоподобное тело, та же сажень в плечах и бычья голова на толстой шее. Маленькие глазки смотрели тупо, в длинных, ниже колен висящих руках, чувствовалась неодолимая мощь. Прежде, чем Ратан успел что-то предпринять, тренькнула тетива, и стрела бессильно отскочила ото лба быкоголового, оставив над бровью небольшой порез.

Рогатый нахмурился, почти по человечески. От яростного мычания посыпались листья, и могучая туша устремилась к Ратану. Воин, отягощенный двумя мешками, отскочил с грацией поросой свиньи и едва не упал. Но огромный противник пронесся мимо, и пока разворачивался, Ратан успел сбросить мешки и взять мечи.

Роя копытами землю, быкоголовый опустил рога, и помчался на Ратана вновь. Воин легко увернулся от выставленных вперед рогов. Отскакивая, чиркнул лезвием по заросшему рыжей шерстью боку. Шкура лопнула, потекла кровь. Но перерубить ребра не удалось.

Но досталось и Ратану. Кулак размером с человеческую голову угодил в грудь. Что-то хрустнуло там, и Ратан отлетел на несколько шагов. На ногах, правда, устоял.

Рогатое чудище вновь помчалось в атаку, безжалостно топча траву. Ратан пригнулся и полоснул по бугрящейся мускулами ноге. Быкоголовый полетел кувырком. Но длинные руки вновь сделали свое дело. На этот раз Ратан получил по бедру.

Шипя от боли, Ратан отступил. Первый раз в жизни он встретил врага, столь сильного и увертливого одновременно. Рогач поднялся, хотя и хромал, но пасовать и не думал. Глаза под низкими бровями налились кровью, по мускулам бежали судороги ярости.

Воин отступал, пока не уперся в дерево. Быкоголовый подходил медленно, следя за каждым движением противника. Хлопнула тетива, и рогач замычал, выдергивая стрелу из плеча. Развернулся и ринулся на нового противника.

Ратану хорошо был виден Хорт. Решительно сжав губы, охотник целился. Громадная туша неслась на него, но ни тени страха не было на лице охотника. Не добежав сажени, быкоголовый зашатался и рухнул, как подрубленное дерево. Из горла у него торчала стрела.

Ратан отклеился от ствола, на негнущихся ногах подошел к Хорту:

– Что же ты сразу начал стрелять? Он бы, может, и не напал.

– Я испугался, – ответил охотник прямо. – Как видишь, от меня одни неприятности!

– Да нет, не одни, – Ратан усмехнулся. – А вдруг бы он все-таки напал? Тогда без твоих стрел мне бы туго пришлось!

Ратан ощупал себя. Бедро распухло и отзывалось болью. Синяк на груди также хорошо прощупывался. Но кости оказались целы.

– Ну что, идем? – сказал он.

– Идем, – ответил охотник и проворно засеменил вперед – разведывать путь.

Сановник

«Хорошо видеть яркие сны в первый день месяца, в день Грифона». Это положение «Книги Дней» действует даже в том случае, если день Грифона приходится не на полный месяц в тридцать дней, а на тот довесок, который находится между месяцем Собаки, последним месяцем старого года, и месяцем Ежа, первым – года нового. Иногда он бывает в пять дней, иногда – в шесть, но, тем не менее, имеет свой тотем. Месяц Окуня называют его.

Судя по тому, что видел во сне Айлиль, один из знатнейших альвов государства Эрин, ничего хорошего ему в ближайшее время ждать не приходилось. Образы сна были тусклы и неразборчивы. Оставили после себя тяжелые, мрачные предчувствия. Проснулся сановник в поту и с бьющимся сердцем. За окном еще только разгорался болезненный тусклый рассвет.

Несмотря на скорую весну, в окно безжалостно дуло, и когда Айлиль выбрался из кровати, воздух в комнате оказался студен. Холод вцепился многочисленными лапками в кожу, по ней побежали пупырышки, и тут Айлиль вспомнил, какой сегодня день. День Грифона месяца Окуня года Сокола, день, когда улетают драконы.

Едва одевшись, выбежал он из комнаты. Сшиб по дороге испуганного слугу, едва не оступился на лестнице. Конюхи проводили вскочившего в седло хозяина изумленными взглядами. Словно смерч промчался он по городу и влетел во двор замка государя.

Все маги, что находились в столице, оказались тут. При появлении Айлиля никто не повернул головы, хотя не заметить такое появление просто невозможно. Глаза альвов не отрываясь, следили за восемью, лишь за восемью (и это из двенадцати!) синими исполинскими ящерами, что застыли статуями посреди замкового двора.

Глаза драконов были закрыты, крылья аккуратно сложены. Но Айлиль знал, едва солнце взойдет над деревьями, обольет синеву чешуи светом родившегося дня, статуи оживут. Пробудятся, чтобы улететь. Он уже видел это. Тридцать два года назад. Только драконы тогда были белые, цвета стихии Воздуха.

Свет прибавлялся, остатки ночи прятались в темные углы. С замковой кухни пахло съестным. Альвы стояли в молчании. Вокруг собралась вся замковая челядь, пришли свободные от службы воины.

Край солнца показался над зубчатой стеной замка, во двор плеснуло золотом. Ящеры зашевелились, открыли багрово пылающие глаза. Заструилась бликами чешуя, затрещали раскрываемые крылья. Толпа, что было подошла вплотную к драконам, в испуге шарахнулась назад.

Ударили по воздуху крылья. Поднятый ими снег запорошил глаза, налетом седины украсил одежду. Те, кто стоял ближе к ящерам, с трудом остались на ногах.

Тяжело, словно огромные синие гуси, лишенные перьев, поднимались драконы. Взлетали так медленно, что казалось: вот еще миг – и рухнет многопудовая туша на землю, придавив с десяток альвов. Но нет, отчаянно работая крыльями, переваливал очередной ящер стену, и взмывал в небеса.

Когда последний из драконов оторвался от земли, кто-то в толпе воскликнул: «Как же без них!» Айлиль услышав такое, поморщился. «Вот до чего привыкли иметь под боком ящеров! – подумал со злостью. – Уже и воевать без них разучились!»