Книга История запорожских казаков. Военные походы запорожцев. 1686–1734. Том 3 - Дмитрий Яворницкий

Такую смелость относительно русского царя поддерживали в запорожцах крымские татары, которые имели постоянное сношение с Кошем и через своих посланцев обещали казакам деятельную помощь против Москвы, если только она не прекратит постройки своих городов на Днепре. Кроме татар поддержка запорожцам шла и от турок, так как силистрийский паша также недоволен был возведением русских крепостей на Днепре и усматривал в том нарушение мира со стороны России по отношению к Турции, о чем и заявил гетману Мазепе в своем к нему письме[515]. Оттоманская Порта вновь готова была разорвать с Россией мир, и по этому поводу русский резидент Петр Толстой, находившийся в Андрианополе, писал в Москву Федору Головину: «Татары с великим шумом просили Порту о разрушении мирных договоров и о дозволении всчать войну с Россией. О том были у меня с турецкими министрами многие разговоры»[516].

Для самого гетмана волнение запорожцев было опасно не само по себе, а по тем смутам, которые оно могло произвести в малороссийских городах: все недовольные гетманскими порядками в городах смело возвышали в то время свои голоса и уходили из городов в Сечь[517]. Этого-то именно и опасался гетман. Поэтому он отнесся в Москву с письмом и просил взять решительные меры для искоренения своевольства запорожских казаков.

Из Москвы для исследования дела на месте послан был в город Батурин скорый гонец Курбатов. Прибыв в Батурин и сделав там допрос, Курбатов узнал, что все жалобы гетмана на запорожских казаков действительно имеют свое основание, почему и обратился с вопросом к самому же гетману, как быть в отношении казаков. Гетман на такой вопрос отвечал, что прежде всего надо иметь в своем распоряжении два или три полка доброй пехоты на тот конец, когда запорожцы и крымские татары соединятся в одно; затем следует прислать в Батурин или в Севск задержанных в Москве запорожских посланцев и следуемую войску денежную казну; последняя должна быть отослана в Сечь только тогда, когда низовое войско покажет несомненные признаки покорности царю. Более решительные меры, как, например, изгнание запорожцев из пределов России или безусловное подчинение их русскому царю, по мнению гетмана, невозможны были вследствие следующих трех причин: во-первых, вследствие того, что если в Сечи сядет тысяч пять человек, то против них надо идти генеральной войной, чего ныне сделать нельзя, а белгородским отрядом их не прогнать; во-вторых, если приступить к ним с войсками, то им будет помощь от хана и крымских татар; в-третьих, если они, испугавшись большого войска, оставят Сечь, то пойдут во владения хана, поселятся в Кардашине внизу Днепра, к морю, или в Прогноях и пущее разорение будут чинить; да и иные к ним будут прибегать. А что турки хотят открыть с русскими войну, то это ясно из всего, потому что без их позволения хан не заключил бы союза с войском запорожских казаков.

Все эти доводы Курбатов принял в резон и с тем отъехал из Батурина в Москву.

Тогда в Москве решили отправить чрезвычайного посла в Сечь с царским жалованьем, с подарками и с государевой грамотой и через того посла привести запорожских казаков к присяге на верность русскому царю. Прежде всего отправлен был стольник Федор Протасьев, а за ним марта 21-го дня выехал подьячий Андрей Павлов. Последнему велено было ехать сперва в Батурин и в Борзну, взять там у гетмана и у какого-то торгового москвитина 300 половинок шиптуховых сукон и с ними ехать в Сечь.

Выехав из Москвы, подьячий Андрей Павлов апреля 9-го числа нашел гетмана в селе Ярославце в трех милях от Глухова и там передал ему «наказную память» свою. Гетман, приняв царскую грамоту, писанную лично к нему, и выслушав наказную речь подьячего, объявил, что в царской грамоте велено его, подьячего, вместе с кем-нибудь из гетманских людей отправить в Запорожскую Сечь; но это только в том случае, если царскому послу не будет никакого дурного умысла от запорожских казаков. Объявляя о том послу, гетман заметил сам от себя, что он не есть сердцеведец всему: сегодня запорожцы спокойны, а завтра замыслят что-нибудь злое. Однако, повинуясь воле государя, назначил к подьячему своего батуринского сотника Ивана Скоропадского и обещал дать роспись для раздачи государева жалованья по куреням. В тот же день и в том же селе у гетмана Мазепы был обед; на том обеде был подьячий и были запорожцы, отпущенные из Москвы, – полковники Герасим Крыса и Лукьян Ирклеевский[518] сидели в светлице с гетманом, а рядовые казаки на дворе в намете. После обеда гетман выходил к тем казакам, что сидели в намете, и делал им выговор с великим гневом за их непристойные поступки. Тогда рядовые казаки и полковники просили прощения у гетмана за разбой над греческими купцами, а относительно прочих поступков заявили, что они в них неповинны: если какие другие проступки и были за запорожскими казаками, то они, посланцы, того не знают, потому что все время сидели в Москве за караулом и теперь, по милости царского величества, отпущены на свободу, за что обещают как великому государю, так и гетману верно служить и непоколебимо радеть. Тогда гетман, снисходя к такому обещанию, объявил, что так как запорожские посланцы пожалованы от его царского величества жалованьем и свободой, то за то они, по приезде в свой Кош, должны быть во всем верны великому государю и послушны ему, гетману. Запорожцы снова подтвердили свой обет верности и тогда гетман ушел в светлицу, а глуховскому сотнику Алексею Туранскому приказал поить и кормить запорожцев в полную их волю. Апреля 12-го дня запорожцы отпущены были гетманом из Ярославца и отправилась в дальнейший путь до Сечи. Сам подьячий, получив в Борзне сукна у москвитина, а у гетмана взяв в Батурине роспись жалованья и 8 пар соболей для раздачи их «желательным лицам», отправился из Батурина вместе с сотником Дмитрием Нестеренком, назначенным к подьячему от гетмана, на Конотоп и на Ромен. В Ромне к подьячему явился от гетмана батуринский сотник Яким Кныш и объявил, что гетман приказал ему вместе с подьячим ехать в Запорожье при жалованье и отобрать у него 8 пар соболей. Приняв гетманского гонца, подьячий в выдаче ему соболей отказал, объявив, что отдаст их ему только при стольнике Протасьеве в Переволочне. Из Ромна подьячий Павлов проехал на Полтаву, а из Полтавы в Переволочну. В Переволочне он съехался со стольником Протасьевым и при нем возвратил соболи гетманскому посланцу Кнышу. Мая 1-го дня из Переволочны подьячий вместе со стольником Протасьевым, генеральным есаулом Иваном Скоропадским и сотником Якимом Кнышом отправился до Запорожской Сечи. Не доезжая самой Сечи, мая 4-го числа стольник Протасьев отправил подьячего Хохлова, а генеральный есаул Скоропадский – сотника Кныша к кошевому атаману Гордиенку с известием о приезде его, царского стольника, с жалованьем и с грамотой от великого государя. Кошевой атаман того ж числа выслал навстречу стольнику Протасьеву и к генеральному есаулу Скоропадскому запорожского войскового есаула Ивана Гадяцкого. Иван Гадяцкий, встретив посланцев, спросил их от имени кошевого о здоровье и потом объявил им, чтобы они того же числа в Сечь не въезжали, а ночевали бы вблизи Сечи. Мая 5-го числа войсковой есаул велел посланцам ехать вместе с ним в Сечь. И когда стольник Протасьев да генеральный есаул Скоропадский приблизились к Сечи, то кошевой с войском встретил их у Сирковой могилы и потом стольника и генерального есаула спрашивал о здоровье. После этого кошевой попросил стольника подать ему царскую грамоту, и когда стольник подал кошевому грамоту, то кошевой, взяв ее в руки, поцеловал приложенную к ней печать великого государя и потом вновь возвратил ее стольнику. Стольник вручил ту грамоту подьячему Хохлову и велел нести ее, «взяв» перед собой. А когда кошевой целовал царскую грамоту в печать, то в это время все войско стреляло из мелкого ружья. Потом, когда стольник, генеральный есаул и подьячие стали входить «в замок», то казаки стреляли из пушек. По приходе в замок все собрались в церковь и слушали молебное пение и Божественную литургию. В тот же день кошевой учинил войсковую раду, на той раде велел быть и стольнику Протасьеву. Стольник, придя на раду, спрашивал по «наказу» здоровье сперва кошевого атамана, а потом всего поспольства от имени великого государя. И кошевой и все поспольство благодарили великого государя за такую милость. После этого стольник вручил кошевому царскую грамоту и ту грамоту прочитали всем казакам в раде. По прочтении первой грамоты кошевой спросил у стольника грамоту о присылке войску царского жалованья. Стольник Протасьев велел подьячему Павлову подать кошевому атаману просимую грамоту. Ту грамоту также прочли всему войску на раде. После этого стольник говорил войску речь, написанную «по наказу на здирке». Тут многие из войска заявили, чтоб ту речь, написанную на «здирке», прочел войсковой писарь всем вслух, и стольник тот «здирок» отдал кошевому, а кошевой передал его писарю и писарь прочел его всем вслух. Потом кошевой и все войско приказали прочесть роспись своим войсковым обидам, которые нанесли им князь Кольцов-Мосальский и воеводы самарский и каменнозатонский. По прочтении грамот великого государя, войсковых жалоб и по выслушании от стольника наказной речи, кошевой, старшина и все войско говорили, что они великому государю служили и впредь служить будут верно; измены никакой не чинили, крымскому хану не присягали и в Крым только для проведывания вестей посылали; крестное же целование учинят по принятии царского жалованья, которое должно быть роздано в той же раде. И то жалованье, по указу и по росписи, стольник роздал кошевому, старшине и всему войску в той же раде. Атаману кошевому 2 сорока соболей да 4 пары добрых соболей, 4 портища сукна тонкого по пяти аршин портище, 2 портища атласу по 10 аршин, 2 камки луданные по восьми аршин и четыре вершка бархатных на шапки. Судье – «кошевому» (то есть войсковому), писарю, есаулу по сороку соболей да по две пары добрых соболей, по два портища сукна тонкого, по пяти аршин портище, по два портища атласу по 10 аршин портище, по два вершка бархатных на шапки. Атаманам куренным, 38 человекам, по две пары соболей. На все войско низовое 1000 червонных золотых, 300 половинок шиптухового сукна, 50 пудов пороху и 50 пудов свинцу. По принятии того жалованья кошевой атаман, старшина и куренные атаманы били челом великому государю за его милость, оказанную войску. Тогда стольник сказал кошевому, старшине и всему войску слово, увещая их, чтобы они, видя к себе прещедрую монаршескую милость, служили великому государю верно и целование на том крестное перед св. евангелием учинили. На то слово кошевой, старшина и куренные атаманы объявили, что они великому государю служить и всякого ему добра хотеть рады, но крестного целования в тот же день учинить не могут, потому что у них будет рада о том в течение всего дня и что в той раде постановят, о том и стольнику объявят. Но в тот день у них рады не было. Мая в 6-й день на праздник Вознесения стольник был в Божественной литургии и тут говорил кошевому атаману: 5-го числа у казаков рады не было и следовало бы им теперь 6-го дня мая учинить ее перед св. Евангелием, потому что день этот – торжественный, праздник Вознесения Господня. На то замечание кошевой стольнику ответил, что 5-го числа у них рады в Сечи не было, а без рады войско присягать не будет, но рада соберется непременно 6-го числа. Того же числа, часу в десятом дня, кошевой атаман прислал своего есаула Гадяцкого к стольнику Протасьеву, генеральному есаулу Скоропадскому и к подьячим и просил всех идти к нему в курень, где были собраны и все куренные атаманы «для разговору о делех».