Книга Леди Триллиума - Андрэ Нортон

— Глядите, вот Избранница! — продекламировал жрец.

— Ура! — ответила толпа.

— Возлюбленная Младшая Дочь Богини, — нараспев произнес второй жрец.

— Ура!

— Отдающая сердце свое Матери своей.

— Ура!

— Отдающая жизнь свою Матери своей.

— Ура!

— Умирающая ради того, чтобы Мать ее была жива.

— Ура!

Харамис возвели на алтарь и уложили на плоскую горизонтальную поверхность так, что она смотрела теперь прямо в лицо Богине. Резьба по камню оказалась действительно в высшей степени грубой. Собственно, перед нею было не лицо, а лишь намек на него — примитивные схематические насечки. Основным назначением этом статуи, кажется, было просто-напросто поддерживать потолок в комнате. Харамис чувствовала, что почти вся тяжесть горы, возвышающейся над этим помещением, опирается именно на этот участок стены.

Собравшаяся толпа стояла теперь позади алтаря, так что она никого не видела. Один из жрецов отошел в сторону, а второй продолжал удерживать Харамис за браслеты на руках; но вот первый жрец вернулся, подошел к алтарю с правой стороны и поднял обсидиановый кинжал — именно такой, как описывал Файолон.

Жрецов явно что-то сильно беспокоило. Тот, что стоял слева от Харамис, по-прежнему крепко держал ее за браслет, как видно ожидая, что жертва попытается сопротивляться. Жрец снова застыл с каменным кинжалом в руке. В его позе угадывалась растерянность.

— Что с тобой? — прошипел первый жрец. — Неужели ты не понимаешь, что сейчас умрешь?

— Разумеется, понимаю. — Харамис сделала круглые глаза.

— И тебе не страшно? — спросил второй жрец.

— А с какой стати мне должно быть страшно?

«Действительно, я давно уже совсем старуха, и мне самое время умереть, а теперь к тому же я умираю ради блага всей земли. Именно так и подобает умереть Великой Волшебнице — так с какой стати я буду пугаться? Хотя они-то, разумеется, — в глубине души потешаясь над своими палачами, подумала Харамис, — не подозревают, насколько я старше, чем им кажется; они-то, бедняги, ожидали, что на этом кровавом алтаре окажется охваченное ужасом дитя. — Харамис представила на своем месте Майкайлу и с трудом подавила дрожь. — Какое счастье, что она им не досталась!»

— Что же нам теперь делать? — прошептал жрец справа.

— Надо продолжать ритуал и принести жертву, — ответил жрец слева. — Что нам еще остается? Да и к тому же где это написано, что жертва должна быть непременно напугана?

— Но уровень энергии совсем не таков, как полагается!

— Знаю, но народу мы это вряд ли сейчас сможем объяснить. Толпа ждет, чтобы мы принесли жертву, и притом прямо сейчас!

Левый жрец протянул руку и вытащил из груди статуи Богини камень-затычку размером чуть больше собственной ладони. Теперь Харамис стало отлично видно, что внутри статуи — пустота.

— Давай же действуй, — зашептал жрец своему напарнику с кинжалом. — Не важно, что мы не получили достаточно энергии из-за того, что жертва не испугалась, — свое дело сделает боль, и мы наверстаем упущенное.

Он помолчал и неуверенно добавил:

— Будем надеяться…

«Ну что ж, надейтесь, — подумала Харамис. — Да пребывает с тобой вовек благословение Владык Воздуха, Файолон! Похоже, нам удалось-таки сделать весь этот ритуал бессмысленным. И все их усилия пойдут насмарку».

Жрец взмахнул кинжалом в направлении Харамис и распорол ей платье на груди. Когда клинок вновь взмыл в воздух, она заметила на нем кровь, однако абсолютно ничего не почувствовала. Оба жреца уставились на спокойное, умиротворенное лицо жертвы. У Харамис появилось ощущение, что она видит сквозь маски их недоумевающие, полные ужаса лица. Она взглянула на своих палачей и невинно улыбнулась. Вот теперь уж нет никаких сомнений, что оба жреца охвачены тем самым морем страха, которого так жаждет их беспощадная Богиня.

Человек с кинжалом едва перевел дух — это наверняка видела вся толпа, — когда рассек грудь жертвы, сломав при этом несколько ребер (Харамис слышала их треск), и вырезал у нее сердце. Никакой боли она не чувствовала, хотя от потери такого количества крови слегка начала кружиться голова.

Однако, как и предполагал Файолон, заклинание, менявшее внешность Харамис, перестало действовать; заговор же против боли, поддерживаемый благодаря тому, что она лежала на каменной поверхности, через которую сохраняла связь с землей, действовал по-прежнему безукоризненно. Стоявший с левой стороны жрец, который обернулся было, чтобы вытащить из статуи сердце прежней жертвы, остолбенел, увидев лицо Майкайлы, меняющее свое очертание и превращающееся на глазах в физиономию древней старухи. В тот же самый момент другой жрец, поднявший на вытянутых руках вырезанное у жертвы сердце, чтобы показать его толпе, тоже опустил взгляд на алтарь и едва не выронил сердце из дрожащих рук.

— Мерет Святая! — прошептал он в ужасе. — Кто ты такая?

— Как твое имя? — требовательно произнес второй жрец, едва сдерживая дрожь в голосе.

«Неужто он и впрямь думает, что я такая идиотка, что назову собственное имя? — удивилась Харамис, и ей стало даже смешно. — Не зная моего имени, они не смогут найти никакого выхода из положения — неужели он считает, что я этого не понимаю?»

— Ваша богиня ложная, — спокойным, уверенным голосом произнесла она, собирая силы, чтобы не потерять сознание в течение еще нескольких секунд. — Я — сама земля. И я никогда не умираю.

Харамис сосредоточилась и мысленно потянулась к трещине в горе, которую заметила раньше. Она успела ясно почувствовать, как скала подалась, и тут поняла, что миссия ее успешно завершилась.

Затем она легко выскользнула из собственного тела и, воспарив где-то над ним, наблюдала, как ее сердце в руках объятого ужасом жреца обратилось в пыль. Точно так же обратилось в прах и само тело Харамис, а затем возвышавшаяся над алтарем статуя Богини тоже начала рушиться и развеиваться по ветру. Где-то высоко над головой она увидела яркий свет и устремилась к нему сквозь каменный потолок — легко, как будто его там не было. Она летела вверх по ярко-синему небу в направлении слепящего света, и сами Владыки Воздуха в образе громадных ламмергейеров сопровождали ее. Земная жизнь Харамис окончилась, и работа, что была ей когда-то поручена, завершилась.

Глава 29

Майкайла начала приходить в себя почти сразу же, как только ее вытащили из спального мешка на балконе башни. Красный Глаз посмотрел вниз — сперва на девушку, а затем на Файолона.

— Я, пожалуй, предоставлю тебе объяснять, что произошло, — проговорил он и поторопился взлететь.

— Ах ты, трус, — добродушно усмехнулся Файолон. — Что ж, у тебя было немало шансов познакомиться с характером Майкайлы.