Книга Ледяной клад - Сергей Сартаков

...Вчера в тресте спросили: "Товарищ Баженова, а вы-то что так рьяно защищаете идею Цагеридзе? С потерей леса давно уже и всюду смирились. Надо ли поднимать мертвого из могилы, тогда как в уши кричит живой ребенок новый сплав? Вы осмысленно верите в возможность спасения леса?" Она сказала: "Верю осмысленно. Верю в человека. Он дело свое доведет, обязательно доведет до конца!" Ей возразили: "Ну вот, вы верите, а сам Цагеридзе не верит. Иначе разве бы он стал просить консультанта из ЦНИИ?" Баженова сказала упрямо: "Консультанта на рейд можете не посылать". Ей ответили: "Поздно переигрывать, человек приглашен. И, между прочим, это будет не плохо. Если сказать по-человечески, зачем вашему Цагеридзе, совсем еще молодому инженеру, брать все на себя одного? Пусть наука тоже скажет свое веское слово. Ни черта ведь этот ЦНИИ практикам нашим не помогает!"

Да разве им понять, что Николай не от беспомощности своей согласился на приезд консультанта? Разве им понять, что никакой ответственности он не боится? Не в этом же вовсе дело!..

Тяжело покачивая широкими бедрами, зашла в кабинет врача и грудастая женщина. Туда все время заглядывают в дверь молодые люди в белых накрахмаленных шапочках. Неужели так вот, под их любопытными взглядами, Лев Ефимович будет осматривать эту женщину? А потом и ее...

...В тресте предупредили. Ей нужно будет улететь в Покукуй послезавтра. Вместе с консультантом ЦНИИ. Он вот-вот должен подъехать из Москвы. Самолет двухместный. Нельзя патрульную лесную авиацию использовать как такси, гонять специальными рейсами, когда захочется. Этот рейс будет последним, и то лишь ради консультанта. Надо - летите на пассажирских самолетах до Тогучена. И что же тут поделаешь, если придется ехать до рейда на лошадях не двадцать пять, а сто двадцать пять километров. На то и Сибирь! Во всяком случае, так придется возвращаться на Читаут и Василию Петровичу...

Объявит ли ей здесь, сегодня, Лев Ефимович свой приговор? Ах, зачем она бесполезно тянула первые пять дней! Не зная твердо судьбы своей, на рейд вернуться она не сможет.

14

Что-то слишком уж быстро вышла из кабинета грудастая женщина. Вышла скучная, пасмурная, вытирая платочком губы.

- Заходите. Смотреть даже не стал. Не все анализы приготовила.

"Не все анализы"... У нее совсем нет никаких анализов. Нет даже "направления"...

Баженова поспешно поднялась, поправляя на локтях теплый вязаный свитер, мельком схватила взглядом на плакате слова: "Перед сном непременно проветривай комнату", и на негнущихся, заледеневших ногах вошла в кабинет.

Там уже находился какой-то юноша в накрахмаленной шапочке. Лев Ефимович вел с ним слегка встревоженный, торопливый разговор. Баженова расслышала слова: "Поверьте, Лев Ефимович, боится она. Смертельно боится. Ну, вплоть до обмороков..." - "Чепуха! Плохо готовили. Психологически, главным образом. Я не могу откладывать операцию. Это же канцер! Она этого не знает, знаю я, знаете вы. Готовьте немедленно!" - "Дайте два дня, Лев Ефимович..." "Решают часы! Хорошо, рано утром. Другое время у меня все расписано". - "Я не рискую..." - "Рискуйте! И делайте, что вам говорят. Все!"

Он твердой рукой, решительно что-то пометил на листке бумаги и сделал юноше знак: "Ступайте!" Холодно повернулся к Баженовой:

- Ну? Что у вас?

Еще большим холодом повеяло на Баженову от его острых и жестких, словно выбитых из камня, линий лица. Темные глаза из-под нахмуренных бровей глядели сурово, неприветливо. Руки, большие и тоже как каменные, неподвижно покоились на столе. Похоже было, они отдыхают совсем независимо от хозяина. Волосы на висках белизной своей сливались с белизной накрахмаленной шапочки.

- Извините, пожалуйста, Лев Ефимович. Я к вам. Мне нужно посоветоваться, - сказала Баженова.

Скосив глаза, Лев Ефимович посмотрел в список, лежащий несколько в стороне.

- Фамилия?

- Меня нет в этом списке. Я пришла...

- Ваше направление? Кто послал?

- У меня нет направления. Я очень прошу вас...

- Не могу, - он встал, высокий, сухой. - Мне необходимо посмотреть больную. Рано утром я должен ее оперировать. А она не готова.

- Позвольте подождать мне здесь, - твердо проговорила Баженова и ступила вбок, как бы загораживая ему дорогу. - Я буду готова к операции в любую минуту, как только вы скажете.

Лев Ефимович несколько смягчился. Спросил не столь холодным и жестким голосом, как вначале:

- Ну, так что у вас? Коротко.

- Позвольте мне вас дождаться, - повторила Баженова.

Он молча взял какие-то бумаги со стола, стремительно вышел, и это, видимо, следовало понимать все же как разрешение остаться. Баженова села на поцарапанный, обитый дерматином стул, на котором до нее побывала, наверно, уже не одна тысяча людей, приходивших сюда со своими, такими же тяжелыми заботами и такими же большими надеждами, села, думая лишь об одном: она должна будет на все, на все и немедленно согласиться. Она не должна позволять себе никаких колебаний. Только бы сам этот человек с каменными руками и, должно быть, с каменным сердцем согласился. Только бы он сказал ей: "Да. Можно".

Неизвестно, много ли прошло времени. В кабинет несколько раз заглядывали девушки и юноши в белых халатах. Кто-то спросил: "А скоро вернется Лев Ефимович?" Звонил телефон, долго, упрямо, словно стучался ей в сердце: "Да возьмите же трубку, возьмите!.." Баженова не выдержала, взяла. Надтреснутый женский голос измученно произнес: "Лев Ефимович, Ульяницкая скончалась". Баженова сказала: "Льва Ефимовича нет". Голос отозвался: "Передайте, когда придет". И Баженова снова стала ждать терпеливо.

Ждать долго...

Вернулся Лев Ефимович уже без той стремительности в движениях, с какой он вышел отсюда. Уселся в свое кресло и молча поднял на Баженову теперь не злые, а просто очень усталые глаза. Она поторопилась:

- Звонили не знаю откуда. Ульяницкая скончалась.

Мягкой (очень мягкой, совсем не каменной!) подвижной рукой с широко растопыренными пальцами, словно умываясь, врач медленно провел по лицу, проговорил однотонно:

- Да? Я этого ожидал. Поздно, слишком поздно она обратилась. Слушаю вас.

Глаза Льва Ефимовича потеплели.

Скупо, сжато Баженова начала свой рассказ. Она отбрасывала прочь все, что прямо не относилось к той, уральской ее беде. Она рассказывала лишь о том, что происходило, по ее мнению, с медицинской точки зрения, чем все это, по утверждению хирурга, делавшего ей операцию, окончилось. И тут она не выдержала. Давясь слезами, выкрикнула, что любит сейчас, что хочет стать матерью, что готова на все, на любую операцию, на любые муки...

- Ну зачем же обязательно на муки? - тихо сказал Лев Ефимович. И потер своими крупными пальцами серебрящиеся виски. - У вас есть при себе какие-нибудь документы, медицинские заключения?

Баженова ответила, что у нее нет никаких документов, что все это делалось без огласки, под страхом уголовной ответственности, но после врач осматривал ее много раз и в конце концов твердо сказал ее мужу - надежды нет.