Книга Мальчики-мальчишки - Наталья Горская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может, какой другой мальчонка в наших краях появился?
– Нынче всё может быть.
– Так может, это и не Горниста убили, а кого другого?
– Может, и не Горниста.
Я ухожу от этого сладко-солёного тошнотворного запаха крови. Навстречу мне бегут девчонки лет двенадцати.
– Тётя Наташа, вы видели, вы видели?! – глаза их блестят.
– Что?
– Там куски людей лежат на площади! – затараторили они наперебой. – А мы видели! Так здорово, ва-аще, как в кино!
– Жалко их сейчас закрыли, а когда я шла, то кусок ноги видела, а из неё лучевая кость торчала! – восхищённо говорит одна девчонка.
– Ду-ура-а, лучевая кость не в ноге! – отвечает другая.
– Сама ты ду-ура-а! В ноге! Тётя Наташа, правда, лучевая кость в ноге находится?
– В руке.
– А я печень видела! Чёрная такая, бр-р! – перебивает третья.
– Ду-ура-а, печень не чёрная! – опровергает её специалистка по костям.
– Сама ты ду-ура-а! В фильме «Шакал» говорили, что печень чёрная!
– Это про кровь говорили, ду-ура-а! Печень белая!
– А кого убили-то? – спрашиваю я их.
– Горниста, Горниста убили! Взорвали! Вместе с женой! У него новая жена была фотомоделью всамделишной из Тамбовской области, совсем молоденькая, почти как мы! – возбуждённо перебивают они друг друга.
– А ну кыш отседа, салаги, мать вашу! – орёт участковый на мальчишек, которые тоже крайне интересуются анатомией.
– Девки, я щас такие кишки видел! – кричит девчонкам мальчишка, проезжающий мимо на велосипеде.
– Вот, опоздали! – разочарованно говорит другой. – Теперь не увидим ничего!
Я смотрю на этих несчастных детей, которые никогда не видели нормальных детских фильмов и не читали хороших детских книг, по которым они могли бы научиться элементарному состраданию и сопереживанию ко всему живому или просто обычным человеческим эмоциям в такой ситуации, а вынуждены довольствоваться кинопродукцией для умалишённых, и думаю: ну что они в жизни видели? Что можно увидеть, когда то и дело появляются сообщения на тему убийств, грабежей, насилия? И если раньше эти сообщения были тревожными, то сейчас подаются с каким-то чуть ли не сладострастием. На одном канале стрекочут о колдунах, магах, тёмных силах, которые «злобно гнетут». На другом взахлёб кричат об авариях, катастрофах, терактах. Если передача о знаменитом актёре, художнике или писателе, то не о его творчестве, а об особенностях интимной жизни вплоть до физиологических подробностей. Даже про тех, кто уже умер, кто не может за себя постоять. Аудитория с упоением на всё это смотрит. Люди настолько этой пакостью напичканы, что в их восприятии культуры произошли необратимые изменения. Они уже уверены, что так и надо, так и должно быть: любого можно поместить «за стекло» и рассматривать во всех подробностях отправления его организма. Люди уже сами монтируют сюжеты для таких передач. Человека сбивает автомобиль, и прохожие бегут к нему со всех ног, но… не помочь, а просто поглазеть! Страсть ведь как антересно! В метро человека разрезало поездом, и тут же забликали фотообъективы на мобильниках, защёлкали фотокамеры, пошли обмены по Блютусу: вот эксперты упаковали труп по частям в мешки, вот пытаются поднять по выгнувшему шею эскалатору. Крепкий молодой человек снимает сцену избиения девушки в супермаркете, чтобы затем продать эту съёмку на телевидение. Крепкий молодой человек, не хлюпик какой-нибудь! Ему и в голову не приходит отогнать шпану. Зачем же? Тогда же сюжета не получится, страна так много потеряет, если не увидит, как какой-то гопник бьёт ногой по голове беспомощную дуру! Сама виновата: в наше время даже женщине непростительно не владеть приёмами карате. Одни снимают, другие глазеют. Для них это всего-навсего очередная острая приправа к поднадоевшим впечатлениям бестолковой жизни. Как в Средневековье, когда подавляющее большинство населения было диким и неграмотным, когда не было ни библиотек, никаких других развлечений, сбегались глазеть на казни, на публичные порки за неимением других развлечений.
И вот теперь новое поколение, родившееся в конце уходящего века, практически ничем не отличается по своим пристрастиям от людей той далёкой эпохи. Я смотрю на этих детей Средневековья, которое кому-то в голову взбрело обозвать эпохой «великих реформ и свершений», и вспоминается моё детство. Какое же оно всё-таки было солнечное!.. Тем больнее бьёт по глазам его контраст с нынешними реалиями.
Мне вспомнился один зимний день, когда я училась в пятом классе, и в школе у нас проводилась всесоюзная военно-патриотическая игра «Зарница». Мы с Надькой Карпинской должны были бежать в последней паре на лыжах эстафету пять километров. Нам всем выдали учебные винтовки, из которых надо было отстреляться на маршруте эстафеты. А погода была такая тихая и солнечная, какая редко бывает в нашем царстве штормовых ветров и сумасшедших метелей. Совсем не хотелось мчаться куда-то на лыжах с вытаращенными глазами в погоне за победой, а хотелось спокойно прогуляться по сказочному зимнему лесу с мохнатыми от снега деревьями.
Надька сломала лыжу где-то на втором километре и жалобно сказала:
– Горская, не убегай далеко, а то я боюсь одна по лесу ковылять.
Мы медленно пошли. Нас несколько раз обогнали, проносясь мимо с диким криком «лыжню-у-у!», а мы плелись и рассказывали друг другу анекдоты. Надька хотела снять лыжи и идти в ботинках, но сразу утонула по колено в глубоком снегу. Вдоль маршрута стояли самые несчастные участники игры, которые были освобождены от физкультуры и следили за тем, чтобы никто не срезал пятикилометровый круг, и которым было ужасно скучно стоять вот так в одиночестве. Мы с ними трепались и шли дальше по сосновому лесу, а на небе не было ни единого облачка. Так хорошо зимой, когда нет ветра, а в чистом небе ярко светит солнце, разливая своё отражение по бескрайнему полю из снега!
– Натаха, смотри: заяц! – показала Надька лыжной палкой в сторону убегающего косого. – Какой хорошенький!
– А вон белка! – увидела я на ветке лесную хозяйку, которая смотрела на непрошеных гостей, вертя головой.
У меня было печенье в кармане, и мы стали кормить эту белку. Она сначала боялась нас и не подходила близко, а потом освоилась, поняла, что перед ней не самые худшие из людей, и съела всё печенье.
– Вас только за смертью посылать, барышни! – нас догнал Славка Трубачёв. – Вы понимаете, что мы эстафету просрали по вашей милости? Уже мишени все убрали, пока вы здесь плелись! Посмотрите, даже ни одного наблюдающего не осталось.
– Славик, а я лыжу сломала, – сказала Карпинская, показав обломок лыжи.
– Горе ты моё луковое! Не успела встать на лыжи, а уже сломала, – уже мягче сердится Трубачёв.
– И ещё у меня винтовка бракованная: она постоянно складывается сама. И я патроны все потеряла, – «добивает» его другими радостными вестями Надежда.
– Слава, а мы зайца видели, – сказала я весело.