Книга Сладкая вендетта - Зоэ Арчер

– Все что угодно.

– Я уверен, что завтра, когда я уеду, ты куда-нибудь пойдешь, в какое-то место, которое ты любишь, которое всегда поднимает тебе настроение.

Ева немного подумала, потом слабо улыбнулась.

– В Британский музей.

– Пойдем туда сейчас вместе.

– Что-то ты не рассказывал о своем интересе к музеям.

– Никогда не бывал ни в одном. Но когда я буду думать о тебе завтра и все следующие дни, я хочу представлять тебя там, где ты счастливее всего.

Вместо того чтобы взять кэб, Джек и Ева пошли до Блумсбери пешком. Далтон раньше проходил мимо огромного здания на Грейт-Рассел-стрит, но у него никогда не возникало желания зайти внутрь. Но только не сегодня. Странное это было место – народу полно, но при этом на удивление тихо. Ева, казалось, точно знала, куда идти. Она провела его через лабиринт залов, каждый из которых был полон всяких старинных вещей, статуй с отбитыми частями, резных каменных плит. Проходя мимо них, Джек думал о том, что кто-то же взял на себя огромный труд выкопать все это из земли, перетащить через горы и привезти по воде, чтобы люди вроде него смогли получить небольшое представление о том, как жили тысячи лет назад.

– Здесь всегда такое умиротворение, – тихо сказала Ева, пока они шли. – Все так организованно, правильно.

– Не то что снаружи.

Ева улыбнулась.

– Когда я смотрю на эти ассирийские фризы, или египетские саркофаги, или римские статуи, – прошептала она, – это наводит меня на мысли, что при всей быстротечности нашей жизни в нас есть нечто, что существует вечно. Что-то останется, даже когда мы обратимся в прах.

Джек посмотрел на высокую статую мужчины в странной повязке на голове, с длинной остроконечной бородой и каменными глазами, которые ничего не выражали.

– Парень, который вырезал эту статую, – тихо сказал он, – давно умер. Но вот через тысячу лет мы тут стоим и смотрим на что-то, сделанное его руками. Получается, он на самом деле не исчез бесследно.

Они провели в музее несколько часов, медленно проходя из галереи в галерею. Разговаривали мало, но Еве не нужны были слова, да и Джеку тоже. Ей было достаточно того, что он рядом. И будет всегда, даже когда она придет сюда снова одна.

Когда они вернулись в штаб-квартиру, оказалось, что там никого нет. Они молча поднялись в комнату Джека, помогли друг другу раздеться и легли в кровать. Лежа в объятиях Джека и чувствуя биение его сердца, Ева заснула, и ей снились царства, исчезающие под океанами песка.

Когда мисс Уоррик проснулась, комната была залита холодным солнечным светом. Джека не было, и вещи его тоже исчезли. Ева наспех оделась, сунула ноги в ботинки и поспешила вниз.

За столом в гостиной сидел Саймон, перед ним на столе были разложены газеты и документы. При ее появлении он оторвался от бумаг и коротко бросил:

– Далтон ушел.

Ева посмотрела на часы.

– Сейчас только половина двенадцатого. До отхода его поезда еще час.

– Думаю, он был полон решимости не опоздать. Я предлагал отвезти его на вокзал, но он захотел ехать самостоятельно. Вот, это тебе. Далтон оставил.

Саймон достал что-то из жилетного кармана – крошечную сверкающую бусину – и протянул Еве.

Мисс Уоррик взяла ее двумя пальцами и рассмотрела поближе. Это была бусинка с ее платья. С того самого платья, в котором она вместе с Джеком была на балу. Должно быть, в тот вечер бусинка отвалилась, вероятнее всего, когда они с Джеком целовались в экипаже, и он ее подобрал и сохранил, словно это было нечто драгоценное. Но он ее вернул. Единственная вещь, которую он оставил после себя.

Ева опустилась на стул и обхватила голову руками. Она слышала словно издалека, как Саймон отодвигает стул, встает и подходит к ней.

– Пойдем со мной, – сказал Саймон.

Ева встала, ноги у нее стали как деревянные. Вслед за Саймоном она поднялась по лестнице, прошла по коридору, потом еще через одну дверь и вверх по другой, узкой лестнице. Они вышли на крышу. Вокруг них простирался Лондон, погруженный в повседневную суету. С высоты все выглядело игрушечным, а люди – не более важными, чем куклы.

– Я никогда сюда не поднимался. – Саймон огляделся. – И очень жаль. Отсюда прекрасная перспектива. – Он пристально посмотрел на Еву. – Что ты здесь делаешь?

– Ты же сам меня сюда привел.

Ей почему-то было трудно говорить, казалось, каждое слово застревало в горле.

– Не на крыше, – сказал Саймон. – Почему ты не с Далтоном? Он просил тебя уехать с ним, а ты отказалась.

Разумеется, Саймон слышал каждое слово. Все члены «Немезиды» слышали ее разговор с Джеком. Еву должен был жечь стыд за то, что коллеги узнали о ее частной жизни, но она ничего не чувствовала, внутри была холодная пустота. Наконец она ответила:

– Я не могла это сделать.

– Почему?

Она недоуменно посмотрела на него.

– Моя работа, дело всей моей жизни – здесь. Я посвятила этому несколько лет жизни. Не могу же я теперь все бросить из-за мужчины. Это я добилась, чтобы фабрику пуговиц, где были ужасающие условия труда, закрыли, а работавших там детей нормально кормили и одевали. Это я помогала уничтожить сеть нелегальной перевозки китайских мальчиков. Я не могу уйти из «Немезиды».

– Да, ты один из самых ценных сотрудников, – согласился Саймон.

– Тогда ты понимаешь, что я не могу все это зачеркнуть – бросить только потому… потому…

Она проглотила слова, которые рвались наружу. Саймон договорил за нее:

– Потому что ты его любишь.

У Евы перехватило дыхание, казалось, она мгновенно разучилась и дышать, и думать. Мисс Уоррик ошеломленно смотрела на Саймона. Та настоящая мисс Уоррик, которую она тщательно прятала внутри от всех, даже от самой себя. Теперь она вышла наружу в колючем холоде лондонского утра, обнаженная и дрожащая.

– Да, – наконец сказала Ева. – Я его люблю.

Эти слова, произнесенные вслух, удивили ее своей правдивостью. Она думала, что отвергнет эту мысль, найдет способ от нее отмахнуться. Они с Джеком и знакомы-то не очень давно. И все же… все же это была самая настоящая правда. Но это не имело значения.

– Иногда приходится что-то приносить в жертву…

– Чушь собачья! – перебил Саймон. – Когда ты выполняешь работу для «Немезиды», тебя ничто не остановит. Далтон – тот, кто тебе нужен, и в этот раз ты тоже не должна допускать, чтобы тебя что-то остановило.

– И это говорит человек, у которого каждые две недели новая пассия.

Саймон нахмурился.

– Я не играю на скрипке, но знаю, когда мелодия звучит фальшиво. – Он подошел ближе. – Тебе не дает уехать с Далтоном вовсе не твоя преданность «Немезиде».