Книга Погибают всегда лучшие - Владимир Гурвич

– Ну, прощай, шериф, – проговорил он. Но выстрелить он не успел, вместо этого я увидел, как появившийся сзади него Анатолий ударил его ногой куда-то в бок. Толчок был такой сильный, что Горец упал. Но тут же вскочил.

– Ах, ты… – закричал он и нацелил пистолет на Анатолия. И в этот миг чье-то тело с громким криком «дядя Толя» метнулось вперед и заняло пространство между Горцем и Анатолием. Раздался выстрел, и Алексей прижав руки к груди упал сперва на колени, а потом повалился на землю.

Рядом с нами вдруг появился Олег; Горец повернул голову, чтобы посмотреть на своего нового противника, и это промедление стало для него роковым; Олег дважды нажал на курок пистолета. Я знал, что стрелял он великолепно, и две пули, словно в десятку мишени, вонзились в грудную клетку Горца, прямо в то место, где у него было сердце. Горец с каким-то изумлением, словно не веря в реальность происходящего, посмотрел на стрелявшего, затем повалился на асфальт. У меня не было сомнений, что для него на этом свете все было кончено. Но радоваться этому обстоятельству не было времени.

– Алексей ранен! – крикнул я.

– В машину его! – ответил криком Олег.

Вокруг нас по-прежнему кипел бой, но мы не обращали на него никакого внимания. Олег ножом перерезал наши путы, мы, насколько это позволяли обстоятельства, осторожно подняли Алексея на руки и понесли к машине. Он тихо стонал, кровь вытекала из него ручьями. Я понимал: самое опасное для него не само ранение, а ее потеря.

Пока мы ехали в больницу, Алексей несколько раз терял и обретал вновь сознание. Он стонал, звал маму, какую-то Свету. Мы перевязали его, но бинт почти сразу стал мокрым от крови.

Мы привезли его в туже больницу, из которой он вышел всего несколько дней назад. Не надо было быть врачом, чтобы понять, что положение юноши было тяжелым. Его сразу же повезли в операционную.

Мы сидели в приемном покое и молчали. Я смотрел на голую серую стену, что была напротив меня. Мне было страшно думать, потому что любая мысль вызывала жгучую душевную боль. Это я и только я виноват в том, что ним произошло.

Прошло больше часа, никто к нам не выходил, мы тоже не пытались ничего узнать. Мы по-прежнему молчали, как будто от нашего молчание зависел исход операции. Внезапно сверху спустился дежурный хирург, делавший операцию. Он подошел к нам, лицо его было хмурым и усталым.

– Пять минут назад он умер, – тихо объявил он. – Он потерял много крови. Если бы его привезли на минут десять-пятнадцать раньше, то, как знать. А так… – Он пожал плечами. – Пуля задела плевру.

И тут случилось со мной то, что, еще не случалось никогда, даже тогда, когда я узнал о смерти брата; я опустился на холодный пол и заплакал. Я видел, что все смотрят на меня с некоторым недоумением, но мне было абсолютно все равно. Я продолжал плакать и ничего не мог со собой поделать. Такой жалости я не испытывал еще ни к кому. Я представлял Алексея лежащим мертвым на операционном столе, и от этого мои рыдания становились еще сильней.

– Это я виноват в его смерти, я виноват, – причитал я.

– Успокойся! – Олег обхватил меня за плечи, поставил на ноги и с силой тряхнул. – Кому сказал: успокойся. Ты не виноват, виноваты в этом эти подонки. И они сегодня получили по заслугам.

Я уткнулся в широкую грудь Олега и внезапно почувствовал его руку на своих волосах.

– Ну, успокойся, – сказал он уже другим, даже скорей не мягким, а нежным голосом.

– Пусть плачет, – вмешался Анатолий, – это божьи слезы. – Я могу пройти к нему? – спросил он уже у врача.

– Вы все можете пройти.

Алексей лежал на операционном столе и его собирались везти в морг. Я взглянул на его лицо; оно было очень бледным и очень живым.

Анатолий подошел к телу юноши и перекрестил.

– Ты, в самом деле думаешь, что он уже там? – поднял я глаза к верху.

– Я нисколько в том не сомневаюсь. Поверь, ему хорошо. Мы не тело, мы – дух.

Я смотрел на Анатолия и думал о том, что самые счастливые люди – это верующие люди. Я же сегодня ночью, кажется, разуверился абсолютно во всем.

Глава двадцать четвертая

Утром я не поехал на работу. Я лежал на своей кровати в своей квартире и смотрел в потолок. Я находился в полной прострации. Мне было абсолютно все безразлично. Меня не интересовали внешние события, не интересовал этот умирающий преступный город. Лучше бы его вообще не существовало никогда. Или бы он внезапно исчез с лица земли. Случалось же в истории такое, когда какое-нибудь стихийное бедствие, например, землетрясение или цунами за считанные мгновения уничтожали целые селения. Церковь уверяет, что такие события происходят в наказания за наши грехи. А здесь столько грехов, что их хватило бы на разрушение целой страны. Тогда почему же он спокойно стоит себе, и даже ветер не шевелит ветви деревьев, которые видны мне из окна.

Почему бы мне не подать сегодня в отставку, вяло думал я. Хватит с меня этих нерешаемых проблем, этой крови, которая темным несмываемым осадком скапливается в моей душе. Я не железный и на меня сильно действует смерть людей. Уже два человека погибли из-за меня. Если бы я не втянул их в свои дела, они были бы живы.

Я никого не желал видеть, но меня желали видеть многие. Даже слишком многие.

Первым появился Олег.

– Тебя нет на работе, я был у тебя в приемной, секретарша сказала, что не имеет представления, где ты. Ты даже не соизволил ей позвонить. А между тем весь город тебя ищет, пока я был в мэрии, секретарша ответила по меньшей мере на десять звонков. И все спрашивают, что с тобой, где ты, жив ли еще?

Я посмотрел на Олега.

– Я жив, а он мертв. А должно быть наоборот. Он дважды нас спас.

Сначала подал сигнал тебе, потом защитил своей грудью от пули Толю. Ты понимаешь, что случилось этой ночью.

– Мне тоже чертовски жалко паренька, но что поделать, мы все рисковали одинаково. Ему не повезло.

– Ты называешь это «не повезло?».

– Послушай, не цепляйся к словам, главное в другом; Горец мертв, а это был один из самых страшных бандитов в городе. Его банда разгромлена, мои ребята вместе с Ермохиным переловили почти всех. Кажется, только двоим удалось смыться. И сейчас вся эта шайка сидит в милиции. Теперь самое важное, не позволить никому их выпустить оттуда. Нужно эту братию немедленно переводить в область; пусть там ведется следствие. Только ты можешь этого добиться. А ты лежишь на кровати и плюешь в потолок.

– Мне все равно, что будет с этими подонками.

Кажется, я впервые увидел, как Олег по-настоящему рассердился.

– Слушай, немедленно кончай свой балаган. Хватит изображать из себя вселенскую скорбь. У тебя дел невпроворот. Там на твоем столе целая кипа бумаг, которые надо подписывать. Без твоей ручки банк не выдаст ни копейки.