Книга Дамы плаща и кинжала - Елена Арсеньева

Благодаря своему салону, благодаря своим любовникам, из которых она умело, как пчелка соки из цветка, высасывала нежные чувства и информацию, Дарья Христофоровна теперь знала все и вся!

Кроме того, Дарья Христофоровна обладала феноменальной памятью — в отличие, между прочим, от своего брата Александра Бенкендорфа, который был столь же феноменально забывчив. О его рассеянности даже ходили анекдоты: он забывал свою фамилию и не мог ее вспомнить без визитной карточки. Впрочем, сие не помешало ему прославиться. К примеру, во время Отечественной войны 1812 года с отрядом из восьмидесяти казаков он пробрался по французским тылам от Тарутина к Полоцку, пересек всю Белоруссию, захваченную неприятелем, прибыл в ставку генерала Витгенштейна и установил благодаря этому связь главной армии и корпуса, который прикрывал направление на Петербург. Отчего-то последующими историками было принято называть его не только гонителем Пушкина, но и душителем свободной мысли. А оный душитель был, между прочим, сторонником освобождения крестьян и в отчете возглавляемого им ведомства (как мы помним, Бенкендорф был шефом жандармов) писал о том, что крепостное состояние есть «пороховой погреб под государством», тем более опасный, что войско «составлено из крестьян же».

Но это так, к слову. Вернемся же к урожденной Бенкендорф — ныне фон Ливен.

Обворожительная Дороти была в курсе политических новостей и смутных слухов, настроений лиц, стоявших во главе правления, обращала внимание на ничтожные факты, беглые фразы, слова, полунамеки, делала свои заключения и сообщала о них мужу. Посол фон Ливен получил в лице своей жены информатора, который стоил нескольких десятков лазутчиков! Сначала Христофор Андреевич более или менее успешно перелагал на бумагу сведения, которые «приносила ему в клювике» жена, потом как-то раз предложил ей самой сочинить депешу посольства.

Первый опыт оказался настолько удачным, что с того момента фон Ливен окончательно предоставил жене составление депеш, которое не представляло для нее большого труда. Знание дипломатических дел, знакомство со всякого рода кабинетными тайнами дались ей без усилий благодаря окружавшему ее обществу, постоянным толкам и разговорам о политике, а составление посольских депеш довершило ее образование в данном направлении. Красотка Дороти, пользуясь своей популярностью в английском обществе, теперь сама возбуждала нужные ей политические разговоры, высказывала взгляды, которые считала совместимыми с политическим достоинством России, и, вызывая собеседников на откровенность, получала ответы на занимавшие ее вопросы. И так как она превосходила мужа в знании людей и была одарена умом быстрым, деловитым и проницательным, то незаметно встала во главе русского посольства при сент-джеймском дворе и фактически правила его делами. Так что Феликс Вигель,[77]который неважно относился к Дарье Христофоровне, был вполне прав, когда иронически писал, что она-де «при муже исполняла должность посла и советника посольства и сочиняла депеши». Злоехидство Вигеля тут совершенно неуместно: все так и было — исполняла и сочиняла. И делала это настолько хорошо, что вместо прежних кратких реляций в Россию шли теперь подробные, богатые фактами послания, которые обратили на себя внимание министра иностранных дел Нессельроде.

Авторство депеш скоро обнаружилось, тем паче что сам фон Ливен не делал секрета из помощи жены, гордясь и ее талантами в составлении депеш, и тем видным общественным положением, которое она занимала в Англии. После этого Нессельроде вступил с Дарьей Христофоровной в частную переписку, где обсуждал вопросы, имевшие касательство к европейской политике. Да и император оказывал графине самое милостивое внимание и письменно, и устно: во время ее приездов в Петербург много беседовал с нею о европейских делах и своих планах, а перед отъездом в Лондон давал ей особые инструкции.

Между тем время шло. Настал 1818 год, и в городе Аахене был назначен конгресс Священного Союза, который после победы над Наполеоном образовали Англия, Россия, Австрия и Пруссия. На этом конгрессе Александр Павлович пожелал видеть графиню фон Ливен, ожидая, что она будет следить за ходом заседаний, любезно принимать дипломатов, которые станут собираться у нее по вечерам для отдыха и развлечений, а во время бесед о политике откровенничать и, быть может, допускать некие рискованные суждения, на которых он, русский император, потом сможет сыграть.

Особенно рассчитывал государь на очарование Дарьи Христофоровны, чтобы поближе подобраться к уму и душе опаснейшего человека того времени — Клеменса Лотера Венцеля Меттерниха, министра иностранных дел и фактического главы австрийского правительства.

Однако человек (даже император!) всего лишь предполагает, а уж располагает-то Господь Бог. И на сей раз Творец наш и Создатель расположил так, что сам Клеменс Лотер Венцель Меттерних подобрался не только к уму, душе и сердцу Дарьи Христофоровны, но и — вплотную! — к ее стройному телу.

* * *

В 1818 году ему было сорок пять, и вот уже как минимум пятнадцать лет он не только соперничал в остроте ума и политической реактивности с Наполеоном Бонапартом (ныне обретающимся на острове Св. Елены), но и соревновался в обольстительности с великим женолюбом Александром I, которого считала холодным и пресным только его жена, несчастная Елизавета Алексеевна, а все остальные дамы, начиная от доступной польки Марии Нарышкиной до сексуально-мистической софистки Юлианы Крюденер, насилу успевали переводить дух при вспышках его темперамента. Меттерниха же никто и никогда не находил ни холодным, ни пресным: ни женщины, ни мужчины… и пусть каждый понимает эту фразу согласно своей испорченности!

Даже канцлер Австрийской империи Кауниц отзывался о нем как о «красивом и приятном молодом человеке и отличном кавалере». Благодаря браку с графиней Элеонорой Кауниц, внучкой любезного канцлера, Меттерних в 1795 году вошел в элиту габсбургской империи. Супруги прожили вместе тридцать лет, до смерти Элеоноры.

Впрочем, отмеченные Кауницем качества обеспечивали Меттерниху успех не только в светском обществе, но и в дипломатии. Он стал посланником Австрии во Франции, которая после поражения под Аустерлицем в 1807 году диктовала Вене свои условия как хотела. Меттерних изображал свои отношения к Наполеону в виде партии в шахматы, «во время которой мы зорко следили друг за другом: я — чтобы обыграть его, он — чтобы уничтожить меня вместе со всеми шахматными фигурами».

Когда Наполеон пожелал видеть Австрию союзницей в борьбе против России, Меттерниху удалось подписать официальный документ, смягчавший условия унизительного Пресбургского мира. Но в глубине души дамский угодник Меттерних делал ставку на матримониальные планы Наполеона, который после развода с Жозефиной искал производительницу наследника при всех европейских дворах. Наполеон просил руки русской великой княжны Анны Павловны, но Александр отказал ему. Меттерних сделал все от него зависевшее, чтобы женить французского императора на австрийской принцессе, дочери императора Франца, Марии-Луизе. В июле 1810 года Меттерних докладывал своему императору: «Существеннейшей выгодой этого брака является то, что он облегчил наше безнадежное положение. При нашей полной дезорганизации, внутренней и внешней, мы получили передышку».