Книга Санкта-Психо - Юхан Теорин

А он именно за этим сюда и приехал. Рёссель обещал показать, где он закопал Йона Даниеля.

Ян набирает пин-код, сует пистолет в горловину бензобака и нажимает на курок, поглядывая на заднее сиденье. Голова и лицо Рёсселя не видны, скрыты крышей, Ян видит только грудь и ноги в серых больничных брюках. Неужели он и в самом деле заснул?

Он осматривается.

Ярко освещенные колонки выстроились по стойке «смирно». На стоянку въезжает еще одна четырнадцатиметровая фура.

Щелчок отсекателя. Бак полон. Он вынимает пистолет и бросает взгляд на машину.

На заднем сиденье никого нет. Рёссель исчез.

Исчез со своей бритвой и слезоточивым газом на поясе.

На парковке ни души. Но десятка полтора фур стоят чуть не в полуметре друг от друга, пройти между ними – как оказаться в лабиринте.

Он встает на четвереньки и смотрит им под брюхо. Никого. Никаких серых штанов.

Его внезапно охватывает чувство страшной усталости. И безнадежности. Все зря.

– Ты, случайно, не меня разыскиваешь? – Голос за спиной.

Рёссель.

– Ты и в самом деле подумал, что я могу сбежать?

Ян качает головой. Они понимают друг друга – он и Рёссель. Они едут к могиле, и ни тот, ни другой выходить из игры не собираются. Что будет потом – увидим.

– Где ты был?

– Кое-какие дела… Купил на заправке вот это. – Ян только что заметил, что под мышкой у него две шоферские лопатки. – И вот это. – Рёссель поднимает руку с литровой бутылкой водки. – Дальнобойщики, знаешь, едут со всей Европы. У них почти всегда можно купить спиртное.

– На какие деньги?

– На твои. – Он протягивает Яну его же бумажник. – Ты бросил его на сиденье, когда пошел заправляться.

Ян взял бумажник и сунул в карман:

– Мне спиртное не нужно.

Рёссель отвинтил пробку и сделал большой глоток:

– Еще как! Сегодня нам понадобится все: и лопатки, и водка.

Дальше, дальше, сквозь ночь, сквозь тишину, сквозь замерший в ожидании рассвета ельник.

Рёссель немного угомонился, но продолжает давать указания:

– Сверни здесь налево.

Круговая развязка, а от нее отходит довольно узкая улица. Гётеборг большой. Ян никогда не бывал в этой части города, но у него есть ориентир – зубчатая горная цепь на горизонте. Значит, они где-то в северо-восточной части, в районе Утбю.

– А теперь направо. – Рёссель делает глоток из бутылки. – И потом еще раз направо.

Ян сворачивает – направо, потом еще раз направо. Длинная прямая улица. Светофоров уже почти нет, дома попадаются все реже и реже. Мимо мелькнул указатель. ТРАСТВЕГЕН. Улица Дроздов.

Этот указатель – последнее напоминание, что они в городе. Дальше домов нет. Улица незаметно перешла в забирающуюся все выше лесную дорогу, петляющую между поросшими кустарником крутыми откосами.

– Здесь, – решительно произносит Рёссель. – Дальше не проедешь. Оставляем машину здесь.

Ян тормозит и зажигает свет в салоне.

Взгляд в зеркало – Рёссель опять отпил из бутылки. Почему он зажмуривается при этом?

– Лекарство… – Он передает бутылку Яну.

Ян тоже делает глоток, совсем небольшой. Вдруг его осеняет – он достает из кармана на дверце лист бумаги и ручку:

– Нарисуй карту.

– Карту?

Ян кивает:

– Карту. Неровен час, заблудимся в лесу… а карта останется. Люди будут знать, куда мы пошли.

Когда-то, девять лет назад, он мысленно рисовал карту птичьего озера…

– Ты же помнишь дорогу к могиле, правда?

– Я не умею рисовать…

– Зато я умею. – Он рисует две параллельные линии и пишет крупно: «Траствеген». – И куда дальше?

– Рисуй тропинку налево… – помедлив, говорит Рёссель.

Он рассказывает, где подъем, где спуск, называет ручьи и валуны по дороге. Ян был прав – Рёссель часто вспоминал это место. Он сохранил его в памяти.

– А вот здесь, на скале, поставь крестик. – Рёссель заметно приободрился. – И напиши, что я нашел юнца на садовой скамейке уже мертвым. Взял с собой и похоронил в лесу.

Признание… Письменное признание. Для Лилиан и ее семьи. Наконец-то.

Ян дописывает текст и показывает карту Рёсселю.

– Профессионал, – усмехается тот. – Теперь пошли.

Ян кивает и кладет карту на сиденье.

Предстоит ночная смена.

Ян достает из багажника лопаты, заворачивает их в валявшееся там же старое одеяло. И Ангела – у него не оказалось фонарика, и Ангел – единственный источник света.

Рёссель с наслаждением потягивается. Его апатию как рукой сняло – он выглядит собранным и решительным. Перепрыгивает придорожную канаву и уверенно углубляется в лес. Молодая поросль, карабкающиеся по склонам ели, голые, в пятнах мха скалы.

Вскоре исчезают последние огни домов. Они в лесу.

Метров через триста они останавливаются. Ян поднимает Ангела и видит нагромождение матово лоснящихся гранитных валунов, тысячи лет назад принесенных сюда ледником, а за ними – почти вертикальная скала. Где-то журчит родник.

– Будем подниматься?

– Здесь не поднимешься. – Рёссель покачал головой. – Надо обходить. С другой стороны поположе.

Ян не без труда находит узкую тропинку, огибающую каменный завал. Рёссель уже карабкается в гору – уверенно, не останавливаясь, словно все эти годы держал в голове карту местности.

Ян намеренно держится на пару шагов позади. Ему представился Карл с перерезанным горлом. Если у Рёсселя по-прежнему с собой бритва, надо быть начеку.

Метров через двадцать Рёссель останавливается перевести дыхание:

– А представляешь, каково было тащить его сюда?

– А он еще был жив? Йон Даниель? Или ты убил его там, наверху? – Конечно, он не поверит Рёсселю, что тот нашел парня мертвым.

– Я вообще его не убивал. – Рёссель говорит с такой интонацией, будто он устал отвечать на этот дурацкий вопрос. – Он умер у меня в багажнике. Кто знает, какой дряни он напился в тот вечер. Задохнулся собственной блевотиной, – брезгливо добавляет он. – Так что моей вины в его смерти нет.

– Он бы жил, если бы ты оставил его в покое. Другие же тоже пили эту дрянь.

Рёссель пожал плечами.

– Мог бы и не напиваться как свинья, – сказал он и молча полез дальше. Все время почему-то оглядывался, словно желая убедиться, не поджидает ли его невидимый враг.

Несколькими метрами выше Ян различает крутой обрыв на фоне ночного неба, и в тот же момент Рёссель исчезает из виду. Ян следует за ним. Оказывается, здесь небольшое, почти плоское плато над лесом – часть видимой издалека горной цепи.