Книга Дочь палача и ведьмак - Оливер Петч

Симон ругнулся себе под нос и поспешил за палачом, а вдогонку им доносились яростные крики Земера.

Магдалена гуляла с детьми по цветущим лугам за монастырем, и на сердце у нее было легко и радостно. Солнце достигло зенита, пашни и поля грелись в его теплых лучах, и остатки утренней росы легкой дымкой поднимались к небу.

Магдалена что-то тихонько напевала. За завтраком Симон проявлял к ней много внимания: был с ней ласков, как никогда, гладил время от времени по волосам и всем видом показывал, что по-прежнему ее любит. После стольких лет вместе, после всех ссор и тревог он ничуть не изменился.

Симон предупреждал, что болезнь может быть заразной, и все-таки Магдалена заглянула утром в госпиталь и помогла Шреефоглю с больными. Вообще-то она собиралась потом отправиться на праздник, но, увидев, какая там собралась толпа, решила встретиться с отцом и Симоном позже, во время мессы. Теперь же ей захотелось проверить, не ошиблась ли она в своем предположении, что настоятель и сегодня бродил в монастырском саду.

— Воды! Больше воды! Дядя обольет маму! — верещал Петер.

Мальчишка принялся дергать ее за руку, когда на краю леса показалась наконец каменная ограда.

Магдалена усмехнулась, вспомнив, как позавчера ее окатило водой изо рта сказочного существа и она без всякого изящества шлепнулась на пятую точку.

— Ага, теперь-то он и вас обольет! — весело ответила Магдалена и повернула ручку.

Она опасалась, что в этот раз ворота будут заперты, но, к великому ее облегчению, калитка со скрипом отворилась.

Как и в прошлый раз, на женщину повеяло экзотическим ароматом трав и цветов. Дети с криками убежали вперед и вскоре затерялись среди перегородок и клумб. Время от времени Магдалена слышала, как они смеялись и хихикали. По лицу ее скользнула улыбка: это место и вправду было заколдованным, как и поляны в лесу, где танцевали феи и добрые духи, — мир, очень далекий от того ужаса, что творился за стенами.

Магдалена нетерпеливо зашагала к центру сада, где среди каменных скамеек стоял фавн. Как и в прошлый раз, он, казалось бы, нагло скалился в ее сторону.

На одной из скамеек сидел настоятель.

Он был погружен в раздумья, и Магдалена уже решила, что старик уснул. Но брат Маурус поднял голову и, потревоженный детским криком, взглянул в сторону Магдалены. Узнав ее, приветливо улыбнулся.

— А, юная дама из Шонгау, так увлеченная травами, — проговорил он и жестом пригласил ее сесть рядом с собой. Взгляд его выражал мрачное уныние, какого Магдалена не заметила в предыдущую их встречу. — Присаживайтесь, посоветуйте, каких мне принять трав от тоски. Наверняка вам известны какие-нибудь волшебные снадобья.

— Ну, от тоски помогают валериана, зверобой или мелисса, — ответила Магдалена и с легким поклоном села рядом с настоятелем. — Но лучше всего, насколько я знаю, помогают друзья и хороший разговор.

Брат Маурус горько рассмеялся:

— Друзьями я, к сожалению, похвастаться не могу. Так что придется довольствоваться разговором.

— Ваше преподобие, — нерешительно начала Магдалена. — То, что случилось с вашим братом… мне очень жаль. Я…

Настоятель отмахнулся:

— Так даже лучше. Теперь хотя бы не нужно ждать и тревожиться. Вообще-то я уже в прошлую нашу встречу предполагал, что Маркус мертв.

— Маркус? — Магдалена наморщила лоб.

— Так его звали прежде. Лишь став монахом, он назвался Виргилиусом, по имени знаменитого епископа и ученого в Зальцбурге. — Настоятель спешно перекрестился. — Мы оба уже немолоды, и Господь в своей неисповедимой воле призвал его к себе. Рано или поздно настанет и мой черед.

— Он был очень вам дорог, ваш брат? — осторожно спросила Магдалена.

Настоятель кивнул:

— Из нас двоих Маркус был младшим. В детстве мне часто приходилось за ним присматривать. Вечно он что-нибудь вытворял!

Губы его тронула легкая усмешка.

— Учебу в Зальцбурге этот бездельник просто бросил и отправился странствовать. Рим, Мадрид, Париж, Александрия… он даже в Вест-Индии побывал! Я уж думал, что никогда его больше не увижу. А он потом взял да и пришел в монастырь, и мне, тогда еще простому монаху, удалось его пристроить. Казалось, он… — брат Маурус помедлил, — угомонился наконец. Но я ошибся.

Настоятель помолчал некоторое время, глядя перед собой, затем продолжил:

— Мне иногда кажется, что все это стремление к знаниям на самом деле не приносит нам счастья. Это, наоборот, отдаляет нас от Господа, от простой, ребяческой веры. В Маркусе этой веры и не было никогда; даже будучи монахом, он не мог угомониться, никогда не сидел на месте…

Послышался отдаленный звон колоколов, смешанный с пением верующих.

— Слышите? — спросил брат Маурус. — Люди поют и молятся — и они счастливы. Им не нужны автоматы и механизмы, они не желают знать, что Земля круглая и вращается вокруг Солнца в бесконечных просторах Вселенной. Они хотят есть, пить, любить и верить, больше ничего. — Он со вздохом встал. — Но, быть может, это есть Новое время, когда человек все больше стремится к знаниям и все дальше отходит от Господа…

Настоятель задумчиво разгладил рясу и посмотрел на ухмыляющегося фавна, после чего покачал головой и отвернулся от статуи.

— Я велю убрать отсюда этот идол, — проговорил он тихо. — И статуи греческих богов в гроте, как бы весело они ни кружились. Подобные вещи лишь отваживают нас от истинной веры. Быть может, тогда и проклятие над нами развеется.

Брат Маурус кивнул Магдалене на прощание и медленно, точно старик, зашагал к выходу.

— Всего вам доброго, Магдалена, — пробормотал он, отворяя калитку. — Я пойду на площадь, помолюсь среди простых верующих. И вам советую.

Он в последний раз взглянул на дочь палача, и глаза у него влажно заблестели.

— Не оставайтесь тут подолгу, — предостерег он. — Поверьте мне, что-то злое скрывается в этом саду.

Калитка со скрипом закрылась, и шаги настоятеля постепенно затихли. Со стороны церкви по-прежнему доносился хор богомольцев; он слился в один монотонный гул, то стихая, то нарастая вновь.

Магдалена поднялась и взглянула на фавна. Тот скалился и, казалось, подмигивал ей, словно хотел открыть какую-то тайну.

Забудь этого старого дурня. Оставайся со мной. Я же не злой, просто чужой. Чужой, как и ты, дочь палача!

Несмотря на теплое июньское утро, Магдалену вдруг пробрал озноб. Ароматные травы и цветы, ползучие ростки гороха и бобов уже не казались такими приятными и приветливыми, как еще пару минут назад. Настурция извивалась теперь, как змея, а ящерицы, ловко снующие по камням, смотрели на Магдалену с хитрецой, да и весь сад в одно мгновение стал чужим и зловещим. И еще кое-что смущало ее.

Она слышала, как гудели шмели, чирикали воробьи в кустах, шелестели деревья в долине и плескалась вода в колодце.