Книга Сен-Жермен. Человек, не желавший умирать. Том 1. Маска из ниоткуда - Жеральд Мессадье

Малестер кивнул.

— Могу я попросить вас об услуге? Кое-кто из наших людей хотел бы отправить письма своим родным.

Еще один кивок.

— Я велю доставить их вам часика через два, когда писарь напишет.

Малестер поклонился с легкой улыбкой: четыре утки, таким образом, были оплатой почтовых издержек. Пираты, конечно, проявили учтивость, но считать тоже умели.

Сценка поразила Александра. Себастьян объяснил сыну ее смысл: законопослушные англичане договорились об услуге со стоящими вне закона соотечественниками, прикрывшись национальным флагом.

— Надолго собираетесь задержаться? — спросил Оуэн.

— Пока не стихнет шторм.

— Хотите, чтобы я вас сопровождал? Вдоль западного побережья Африки шныряет немало французов и португальцев.

— Благодарю, — ответил Малестер. — Я много раз ходил этим путем. И всегда благополучно.

Себастьян догадался, что капитан не расположен платить Оуэну за охрану.

От берега отделились несколько пирог и двинулись к «Мечу святого Георгия»; в утлых скорлупках можно было различить гроздья бананов, груды апельсинов и еще каких-то плодов.

— Будете это покупать? — спросил Себастьян у кока.

— Такого добра в Африке навалом на любой стоянке. Но раз вы хотите…

Кок перебросил через борт линь с крюком и, обменявшись с туземцами парой слов на каком-то совершенно невразумительном жаргоне, поднял гроздь бананов и корзину с апельсинами, вывалил содержимое на палубу, бросил в пустую корзину монетку и спустил обратно. Себастьян, Александр и пастор отведали бананов и взялись за апельсины.

Часа через два небо посветлело. Вернулась пиратская шлюпка с обещанными письмами (все были написаны одной рукой) и бочонком незнакомого местного спиртного, своего рода вина, напоминающего херес. Малестер приказал сниматься с якоря. Парусник бесконечно долго переваливался с бока на бок, пока не поймал ветер и не вышел наконец в открытое море.

Утки были зажарены и поданы на широком блюде с рисом, впитавшим весь сок. Ночь выдалась ясной, с ветром в двенадцать узлов. Бочонок туземного хереса выпили до дна под жареных уток, но каждый признал, что добрая пинта пива лучше бы подошла к этому кушанью.

Пять дней спустя перед ними снова разверзся ад: мыс Доброй Надежды. Вид высокой скальной гряды, на которую ветер грозил снести корабль, и Чертова пика, искрящегося молниями, не слишком-то успокаивал. «Меч святого Георгия» влетел в гавань уже затемно, с тремя сломанными реями.

Себастьян был изнурен и раздражен. На следующее утро они с Александром добрались в шлюпке до поселка, образовавшегося вокруг гавани, и наняли комнату в голландской гостинице.

Только через восемь остановок и тридцать три дня плавания они оказались в Блю-Хедж-Холле у Соломона Бриджмена. Себастьян вздохнул с облегчением.

Было 6 мая 1748 года.

39. СХВАТКА МЕРТВЕЦОВ

Хозяин дома неотрывно смотрел то на отца, то на сына, словно ребенок, следящий восхищенным взглядом за шариками в руках жонглера.

— Господи! — воскликнул он наконец. — Да у меня же в глазах двоится!

Себастьян рассмеялся. Похоже, Александра это тоже позабавило.

Англичанину исполнилось шестьдесят девять лет, но главное изменение, произошедшее в нем за те три года, что они с Себастьяном не виделись, состояло в том, что теперь ему приходилось делать усилие, чтобы встать. Призвав своего все еще бодрого дворецкого Бенедикта, он приказал подать «самый прекрасный ужин, какой только можно вообразить».

Верный слуга расстарался на славу, видимо сам взволнованный теплой встречей. Казалось, что Бриджмен отнесся к Александру собственному внуку. Он был так растроган, глядя на юношу, что его глаза беспрестанно увлажнялись. Себастьян поздравил себя: теперь его планы окончательно определились.

— Соломон, — сказал он, — если Александр согласен, я бы хотел, чтобы вы довершили его образование, как это сделал бы я сам.

Оба повернулись к юному князю: теперь настал черед Александра смахнуть слезу.

— Отец, — ответил он, — мне понятна любовь, которую вы питаете к господину Бриджмену. Слушать его будет для меня честью и радостью.

Себастьян наклонился через стол и положил руку на ладонь сына.

— Лучшего я бы и не желал. Соломон научит вас и самым возвышенным, и вполне обыденным вещам — ничуть не хуже, если не гораздо лучше, чем я. Ибо его опыт бесконечно превосходит мой собственный и за эти последние годы наверняка не обеднел.

Бриджмен улыбнулся. Себастьян сделал паузу и продолжил:

— Александр прожил большую часть своей жизни во чреве, а не в голове мира. Голова — это Запад. Мне придется часто разъезжать. Я хочу, чтобы он воспользовался необходимым покоем, чтобы изучить жизнь этого Запада, овладеть его историей и философией. Александр превосходный фехтовальщик и наездник. Если же он вдобавок овладеет такими искусствами, как живопись и музыка, я буду только рад.

Бриджмен испытующе посмотрел на Себастьяна.

— В некотором смысле вы хотите сделать из него себя самого, но доведенного до совершенства.

Себастьян помолчал немного, потом сказал:

— В свое время один американский индеец предрек мне, что раз я спас жизнь, то их у меня будет две. А не так давно Александр заявил, что хочет стать мной.

— Понимаю, куда вы клоните, — сказал Александр весело.

Это разрядило обстановку, до этого, быть может, слишком уж торжественную.

Три дня спустя Лондон ошеломила весть о падении Маастрихта, осажденного войсками маршалов Сакса и Левендаля. Сдача крепости произошла на следующий день после возвращения Себастьяна; он увидел в этом предзнаменование. Беспорядочная политика и необузданные капризы правителей Австрии, Англии, Соединенных провинций и России привели к катастрофе. Себастьян еще раз убедился, что, оставаясь на службе у Засыпкина при посредничестве Банати, он лишь закрепит за собой подчиненную роль: у него никогда не будет решающего голоса.

Он был обескуражен. Прошло несколько недель, в течение которых он наблюдал за учебой Александра и обсуждал с Соломоном их собственные дела. Ему хотелось возобновить исследование иоахимштальской земли, но главный ее запас находился в подвалах Нюрнбергского банка, а шкатулка с фунтом вещества — в тайнике его особняка на Херренгассе в Вене.

Так что в итоге Себастьян опять вышел в море и через неделю благополучно достиг Нюрнберга. Он заказал еще один обитый свинцом ларец, поместил туда целых три фунта таинственной земли и пустился в обратный путь. Трясясь в почтовой карете, он подумал, что неудобно держать часть своих вещей и книг в Вене, а другую в Лондоне; неплохо бы иметь собственное пристанище, где все это можно было бы объединить. Во Франкфурте Себастьян справился у бургомистра, не продаются ли поблизости какие-нибудь имения. Ведь, в самом деле, Франкфурт находился на разумном расстоянии и от Соединенных провинций, и от Англии, и от Франции с Австрией. Бургомистр сообщил, что герцог Вильгельм Гессен-Кассельский действительно желал бы продать участок земли и леса неподалеку, вместе с расположенными там же маленьким замком и фермой.