Книга Суд волков - Жеральд Мессадье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1474 году еще один лигер, Иоанн Алансонский, умер в тюрьме. Карл Смелый вынашивал планы захватить Париж. Естественно, он надеялся на помощь англичан. Эдуард IV действительно приехал, но не застал Бургундца: тот был занят подавлением мятежа в Нойсе на Рейне, где его любили ничуть не больше, чем в Париже. Людовик воспользовался этим, чтобы подписать со своим врагом перемирие на семь лет – оно должно было длиться десять, но английский парламент начал торговаться. Для Карла Смелого это было великим несчастьем.
Итак, Людовик XI начинал укреплять свои позиции. Но в том же 1474 году король Рене написал завещание, согласно которому Лотарингия отходила его внуку Рене II де Водмону, а Прованс и Анжу – племяннику Карлу, графу Мэнскому. Ни за что, тут же парировал Людовик: Анжу наследовался только по мужской линии, а графа Мэнского, своего двоюродного брата, король на дух не выносил. Парламент указал на эти обстоятельства Рене Анжуйскому, посчитав его завещание изменническим и направленным против блага королевства. По правде говоря, Людовик с нетерпением ждал, когда его дядя отправится слушать концерты в раю, чтобы прибрать эти провинции. По смерти Рене Анжуйского его владения отойдут к французской короне, и баста.
Все эти интересные события прямо затрагивали Жанну и Жозефа, поскольку могли осложнить или, наоборот, облегчить торговлю сукном и шелком. Действительно, где правил король, можно было спокойно заниматься коммерцией, где заправляли его противники, это было невозможно. Так, когда Людовик вернул себе Нормандию, в Кане возникла ярмарка. Ибо король благоволил торговле: он учредил также ярмарку в Сен-Жермен-де-Пре и возродил ярмарку в Ленди, рядом с Сен-Дени. Заключенное с Англией перемирие позволило возобновить торговлю с этой страной, которая тут же проявила жадный интерес к французским шелкам в целом и газовым тканям Жозефа де л'Эстуаля в частности. Впрочем, опасения оставались: все помнили, как в 1471 году, в ходе войны Алой и Белой розы, еще до перемирия, подписанного королями Франции и Англии, Эдуард IV при поддержке Карла Смелого сокрушил своего врага Генриха VI Ланкастерского, союзника Франции, и выставил за дверь всех французских торговцев.
Итак, за исключением феодалов, всем было выгодно, чтобы король Франции восторжествовал над своими противниками. Королевство страдало от раздоров, и свидетельством тому могло служить короткое стихотворение Жана Мешино, придворного поэта герцога Бретонского:
– Сир!
– Чего тебе?
– Выслушайте!
– Что?
– Мнение мое.
– Ну, говори…
– Ведь я…
– Кто?
– Бедная страна твоя…
– А я король и правлю не шутя.
– О, да!
– Ты мне должна…
– Должна?..
– Повиноваться!
– А вы должны мне?..
– Ничего, дитя!
Жозеф и Жанна постоянно следили за новостями, которые узнавали прежде всего из бюллетеней, выпускаемых время от времени ломбардскими банкирами и негоциантами тевтонской Ганзы; помимо этих итальянских awisi и немецких Zeytungen были еще маленькие генуэзские газеты, доставляемые курьерами через Милан в Женеву, Лион или Роттердам. Благодаря своим связям Жозеф добился предоставления этой услуги, весьма, впрочем, дорогой. Кроме того, дом в Анжере стал в некотором роде постоялым двором для французских и иноземных торговцев, путь которых пролегал через Анжу. Жозеф обменивался с коллегами, банкирами или суконщиками, сведениями о ценах на пряности, ткани и оружие в Лондоне, Мадриде или Женеве, а также известиями о решениях, союзах, займах, кончинах, свадьбах и здоровье правителей, от которых зависела участь простых смертных.
– Вот как судьба управляет нашими чувствами и мыслями, – заметил Жозеф. – Мы стали сторонниками короля, которого никогда не видели.
Она взглянула на Деодата, словно увидев его впервые. Белоснежный нос. Вогнутая арка верхней губы. Атласно-розовая, чуть припухлая нижняя губа. Изящный подбородок Жака. Темные волосы, на солнце сверкавшие золотистыми блестками. Углубленный в себя взгляд Штернов, необыкновенно длинные ресницы. Он держал на коленях Об. Девочка обнимала его за шею. Жанна вдруг вспомнила, что Рене Анжуйский оставил в Анжере художника, Жоффруа Местраля, невысокого светловолосого юношу, которого она часто видела на королевских празднествах. Он отличался молчаливостью и наблюдал за перипетиями придворной жизни отстраненным взором.
Жанна отправилась к нему пешком, поскольку жил он не слишком далеко. Она застала его в саду, меж кустами штокрозы, усыпанными множеством цветов, за весьма странным занятием: он сосредоточенно смотрел в поставленный на треножник черный ящик, у которого сверху имелось, видимо, что-то вроде отверстия.
Он поднял глаза, узнал ее и поспешил отворить калитку. Поздоровавшись, провел ее в мастерскую и предложил присесть. Она осмотрелась: на полках стояли горшочки с цветными порошками, флаконы, ступка и пест, на столе лежали тщательно отполированные деревянные дощечки. В других горшочках целая коллекция кистей словно ожидала своей очереди расцвести.
Он спросил, чему обязан честью этого визита.
– Я хотела бы заказать портрет моих детей, Деодата и Об. Ему двенадцать лет, ей – три.
В ожидании ответа она еще раз осмотрелась, и взгляд ее остановился на портрете подростка, изображенного на зеленом фоне. В этот момент вошел подмастерье, наклонил голову в знак приветствия и, поставив на полку еще какие-то горшочки, взял ступку с пестиком.
– Дети, – заметил Жоффруа Местраль, – это очень непросто. Стоило бы делать не одно, а сразу несколько их изображений на одной картине, чтобы действительно запечатлеть сходство. Выражение лица меняется у них гораздо чаще, чем у нас, взрослых людей с застывшими чертами.
– Разве у нас застывшие черты? – с удивлением спросила Жанна.
– Оттого что мы часто испытываем одни и те же чувства, у нас образуются складки, которые с годами становятся морщинами. После двадцати лет лицо все больше обращается в маску. Но вы являете собой исключение, мадам, – с улыбкой добавил он.
Подмастерье вернулся и вручил ступку хозяину. Тот изучил содержимое, подцепил крошку мизинцем и кивнул:
– Молодец, хорошо измельчил. – Он поднял глаза на Жанну и сказал: – Я зайду взглянуть на ваших детей, когда вам будет удобно.
– Пойдемте прямо сейчас. Я живу недалеко.
Он согласился и встал.
– Я ухожу, Жоашен! – крикнул он помощнику, который незаметно удалился.
– Что это за ящик? – спросила Жанна, когда они направились через сад к калитке.
– Ловушка и метафора, – с улыбкой ответил он. – Посмотрите.
Он вытащил из ящика тонкую дощечку, вставленную в прорезь, изучил ее и передал Жанне. Сначала она увидела только какие-то неясные линии смородинового цвета на фиолетовом, почти черном фоне.
