Книга Самец взъерошенный - Анатолий Дроздов

Он осторожно освободился от меня и встал. Я – тоже.

– Скажи! – спросила. – Я красивая?

– Очень! – кивнул он. – Если бы встретил тебя раньше, то наверняка бы влюбился. Ложись спать!

Скоро мы лежали в постелях – каждый в своей. Игрр дышал ровно, а я все ворочалась, не в силах уснуть. Он правду сказал или пошутил? Если я ему нравлюсь, так, может, у нас сложится? Вдвоем. Как было бы здорово! Из претория уходить не надо: он ведь не заставлял Виталию бросить службу. Мать обрадуется: Игрр ей по душе. Внучки будут красивые…

«А девочки? – подумала я с тревогой. – Они как? Им это не понравится. Скажут, что я воспользовалась случаем и увела Игрра. Обманула их. Ну, и пусть! – решила я, поразмыслив. – Я им ничем не обязана. Если он выберет только меня, моей вины нет. Вот!»

С этой мыслью я и уснула.

24

Игрр, отпускник. Окрыленный

Проснулся я поздно. Нужды вставать рано не было – после ночного дежурства контуберниям полагается отдых. К тому же нам с Пугио запретили из лагеря выходить, так что я позволил себе поваляться. Когда продрал глаза, то обнаружил в казарме всю королевскую рать, то есть контуберний в полном составе. Судя по виду девочек, встали они давно. Стоило мне сесть на ложе, как все, не сговариваясь, уставились на меня.

– Завтракать будешь? – спросила Пугио.

Я кивнул и направился в латрину. Удобства располагались за казармой. Латрина не отличалась от той, что была в доме Виталии, разве что посадочных мест насчитывала больше. Еще имелся фонтан, в котором я ополоснул лицо и почистил зубы. Как? Влажной тряпочкой и толченым мелом – все это в латрине имелось. А вы думаете, в античности не чистили зубы? Ага! Это вам не средневековая Европа, где забыли, что знали римляне. Еще в Роме продают веточки какого-то дерева. Очищаешь кору, жуешь и получаешь великолепную зубную щетку в форме кисточки из натуральных волокон. Можно использовать без порошка – зубы очищает до блеска. Преторианки сверкают улыбками. А чего вы хотите? Пирожных и тортиков здесь нет, и, следовательно, – кариеса.

По возвращении меня ждала миска похлебки, половина лепешки и кубок с разбавленным вином. Контуберний, как я понял, уже позавтракал, а для меня еду подогрели. Я поблагодарил и плюхнулся на лавку. Девочки, словно птички на проводе, уселись напротив; восемь пар глаз наблюдали за тем, как я ем. Лица подруг выражали решимость. Вся ясно: Пугио доложила о разговоре. Информацию перетерли и приняли план действий. Какой, можно не спрашивать. Будут склонять к сожительству…

Затевать спор не хотелось, поэтому ел я медленно. К сожалению, похлебка оказалась вкусной, а я – голодным, так что трапеза не затянулась. Облизав ложку, я отодвинул пустую миску. Это послужило сигналом.

– Пугио говорит: ты отказываешься жить с нами! – пробасила Воробышек. – Это так?

Я кивнул.

– Боишься: что станем ссориться?

Я снова кивнул.

– Это не так! – подскочила Бычок, все это время ерзавшая на скамье.

Я усмехнулся, но Бычка это только раззадорило.

– Мы не будем тебя огорчать! Вот увидишь! Мы… – Она задохнулась от нахлынувших чувств. – На руках тебя носить станем! Вот!

– Не получится.

Лицо Бычка вытянулось.

– Она, – я указал на Воробышка, – еще поднимет, а вот ты…

Первой, не сдержавшись, прыснула Пугио, следом захохотали остальные. Бычок, покраснев, шлепнулась на лавку. Я прикусил губу, чтобы не рассмеяться. Обидится.

– Игрр! – продолжила Пугио, когда все успокоились. – Мы готовы поклясться…

– Не нужно! – перебил я. – Я уже все сказал. У меня есть жена.

– Но…

Я поднял руку, призывая к молчанию. Она подчинилась.

– Пока Виталия жива и мне не представят убедительных доказательств, что это не так, разговоры о совместной жизни отменяются. Ясно?

Я хлопнул ладонью по столу. Девчонки насупились. Пусть! А то налетели как мухи на рыбу! Я не осетр, чтобы меня делить! За столом повисла тяжелая тишина. Мы сидели, поглядывая друг на друга, и никто не решался нарушить молчание. В этот миг дверь в комнату распахнулась.

– Игрра к трибуну! – сообщила посыльная. – Немедленно!

Я с облегчением встал. Вызов к трибуну хорошего не сулит, но в этот раз причина понятная. Хотят расспросить о вчерашнем. С дочкой Валерия поговорила, пришла моя очередь. «Что сказала трибуну Лаура? – размышлял я дорогой. – Валерия знает о заговоре?» По всем выкладкам выходило, что знает: как не посвятить в дело командующего преторием? Ей же заговор и подавлять. Но я решил не откровенничать. О схватке с Касинией и об участии в ней Пугио скажу, а вот об остальном – шиш! Пусть у Лауры спрашивает! Старушка выглядела сердитой, с нее станется наказать болтуна. Законопатят в какую-нибудь местную Сибирь…

К моему изумлению, кроме Валерии, в кабинете оказалась Помпония. Дамы уставились на меня, и я выбросил кулак от груди:

– Аве, трибун! Преторианец Игрр прибыл по твоему вызову!

– Садись! – буркнула Валерия, кивнув на свободную селлу. Я подчинился. Валерия глянула на Помпонию. Та прокашлялась.

– Меня просили этого не говорить, но я обещала… Короче! Виталия жива.

Ноги у меня ослабли, и я порадовался, что успел сесть.

– Сведения точные? – выдавил, придя в себя.

– В пограничной Малакке у меня – партнер. Зовут Анфия. Торгуем уже десять лет. Она поставляет мне скот и шкуры… – Помпония замялась.

– Которые покупает у сарм, – продолжил я.

Помпония с Валерией переглянулись.

– Я знаю, что каждая третья овца в Роме пригнана из Степи, – успокоил я. – И что наша обувь сшита из выделанных сармами кож. Говори как есть!

– Сармы вышли на Анфию и просили передать: Виталия жива и здорова. Ее отпустят, если ты приедешь за ней в Балгас.

– Этому можно верить?

– Анфия торгует с сармами двадцать лет. До сих пор ее не обманывали.

Я вздохнул и встал.

– Трибун! Заявляю о своей отставке!

– Сядь! – рявкнула Валерия. – Мы не договорили.

Я подчинился.

– Что ты намерен делать? – спросила Ва лерия.

– Ехать в Степь.

– Ты когда-нибудь бывал в Балгасе? Знаешь дорогу?

Я покачал головой.

– Анфия дала проводника, – поспешила Помпония. – Ее кварта бывала в Балгасе и знает пути. Но это на всякий случай. На границе Игрра встретит конвой – сотня сарм.

– Которые, не медля, потащат его в шатры. Получить такого муша! До Балгаса его замучат!

– Никто не смеет обидеть гостя Великой Матери. Так сказали Анфии.