Книга Земля ягуара - Кирилл Кириллов

— Случилось?! — взревел Мотекусома. — Этот негодяй знал, что твоя мать жива!

— Так это ж здорово! — воскликнул Ромка и тоже вскочил на ноги.

— Здорово-то здорово, — успокоился Вилья-старший и опустился на стул. — Да только она у него в плену, и сиятельный князь прозрачно намекает, что если я не буду с ним сотрудничать, то он ее убьет.

— Неужели князь Андрей на такое способен? — удивился Ромка, от волнения перейдя на русский, и сам себя оборвал, поняв, что вполне способен. — Папа, что же теперь делать-то?

— Не знаю, сынок, не знаю, — грустно ответил тот. — Если бы не Кортес со своими головорезами, то можно было бы составить договор о дружбе на века, подарков приложить и послать с тобой в Москву, посулив князю золотые горы, если он отпустит Марию.

— А отпустит?

— Отпустит, если все сделать правильно. Князь Андрей не жесток, если это не идет на пользу государству. Ведь он полагает, что я до сих пор на Кубе, а тут такой сюрприз. Мешико! Но меня больше беспокоит Кортес. Этот человек абсолютно непредсказуем, неимоверно силен и невероятно удачлив. Я и представить себе не могу, что он может совершить. — Вилья-старший грустно опустил голову.

— Так что же делать, папа? Неужели придется… — Ромка аж замер от постигшей его мысли.

— Можно и не убивать, но обезопасить надо. Главное, чтоб до князя Андрея дошли известия, что я жив, занимаю трон и смотрю не в сторону Мадрида, а гораздо севернее. Кстати, как там белокаменная?

Они проговорили до самого вечера.

Ожидавшие капитан-генерала капитаны, отшатнулись, когда он метеором влетел в комнату. По-кошачьи топорща усы и что-то шипя, Кортес отстегнул от перевязи ножны с мечом и с грохотом бросил их в угол. Усевшись за стол, он схватил долбленую тыкву с местным пойлом, залпом ополовинил ее, посидел немного, смотря куда-то в пространство, и наконец сфокусировал взгляд на людях. В его зрачках горели огоньки ярости и безумия.

— Господа, — сказал он, едва справляясь с ходящей ходуном нижней челюстью. — Дон Рамон де Вилья оказался предателем. Он отказался подчиниться приказу и перешел на сторону врага. Более того, он оказался сыном Мотекусомы. Да не смотрите на меня как на идиота, Мотекусома — это Алонсо де Вилья.

— Тот самый? Вице-губернатор Кубы? — изумился де Ордас.

— Бывший. Но тот самый. Этот мошенник умудрился убить настоящего Мотекусому и занять его место, а Рамон предпочел остаться с отцом.

— Он его давно искал… — протянул де Ордас.

— Да и черт с ним, — влез Альварадо. — Мы клад отыскали!

— Какой клад? — опешил Кортес.

— Бартоломе де Ольмедо надоело ждать, когда индейцы выделят место для храма, вот он и распорядился ставить часовню прямо во дворе. Стали место выбирать, стены осматривать на предмет камнем поживиться и заметили недавно замурованную дверь. Вскрыли, конечно. А там схоронены сокровища Ашаякатля, отца Мотекусомы. Камни, золото, серебро в слитках, куча украшений. Всего и не перечесть. Эти богатства Мотекусома нам не отдаст ни в коем случае.

Кортес оглядел лица собравшихся и потер щетинистый подбородок.

— Мне кажется, вы уже все обдумали?

— Есть такое дело, — ответил за всех Альварадо.

— В этом городе мы точно в западне, — опять взял слово де Ордас. — Сегодня Мотекусома добр, а завтра все может измениться. Пусть не будет нападения, но он может лишить нас еды и воды. Помощь извне, хотя бы из Талашкалы, не придет, ибо мы отрезаны от мира дамбами и мостами. Надо бы нам захватить самого Мотекусому, не откладывая этого ни на один день.

— Захватить Мотекусому? А не слишком ли смело, господа? Ведь народ может подняться и защитить своего властителя.

— Думаете, кто-то способен любить этого кровавого тирана? — неожиданно подал голос Гонсало де Сандоваль, офицер безупречно смелый, но крайне неразговорчивый.

— Тираны всегда пользуются большей любовью масс, чем либеральные правители. Вспомните историю Римской империи, — ответил начитанный де Ордас.

Сандоваль только кивнул в ответ.

— А может, нам захватить его вновь обретенного сына? Мне показалось, что отец близко к сердцу воспринял его обретение, — вслух подумал Кортес.

— А это мысль! — восхитился Альварадо. — И не заметит никто, и папашу возьмем латной перчаткой за срамное место.

— На том и порешим.

Глава девятнадцатая

Тени, закутанные в плащи, пересекли площадь, проскользнули через незапертые ворота и поднялись по лестнице. Дорогу им указывал какой-то туземец, подгоняемый острием кинжала. Через полминуты они собрались перед большой двустворчатой дверью. Один достал наваху — складной нож с длинным тонким клинком, просунул его между косяком и полотном двери, поводил вверх-вниз и налег на рукоять. Загремел по меди откинутый засов. Скрипнули створки. Тени растворились в темном проеме.

Ромка и Вилья-старший, снова принявший обличие Мотекусомы, вышли в храмовый двор. Слуги, материализовавшиеся из воздуха, подхватили правителя под руки и повели к огромному паланкину. Еще один взял Ромку под локоть и потянул следом.

Восходя на носилки, Мотекусома что-то негромко бросил касику, склонившемуся к нему. Тот засуетился, замахал руками, выкрикивая отрывистые команды. От ворот отделились человек двадцать стражников. Они окружили паланкин, и процессия двинулась. Притихший город провожал их пустыми окнами и плотно прикрытыми дверьми. Жители наверняка знали, что по улицам проезжает верховный правитель, но никто не решился на него поглазеть.

«Интересно, зачем нужна такая охрана, если никто не рискует нос высунуть в присутствии повелителя? — подумал Ромка, разглядывая суровые лица воинов, окружающих их. — Неужели отец боится людей Кортеса?»

До дворца они добрались без приключений. Воины остались у ворот, эстафету приняли караульные внутренней стражи. Во дворце Мотекусому охраняли так же плотно, как и за стенами. Около парадной лестницы носилки остановились, и правитель, ведомый под руки четырьмя касиками, прошествовал наверх. Ромка поплелся следом.

В каждой из комнат от их каравана отделялись несколько человек, и до последней двери дошли только сам Мотекусома, Ромка и четверо самых знатных касиков. Один за другим вошли они в небольшую комнату, задрапированную тончайшими тканями. Один касик занялся большой кроватью под зеленым балдахином из птичьих перьев, второй и третий начали снимать с Мотекусомы одежды, а четвертый достал откуда-то большое стеганое одеяло, раскатал его на полу и бросил сверху несколько скаток полотна вместо подушек. Ромка понял, что это для него. Закончив с постельными принадлежностями, туземцы удалились, прикрыв за собой дверь.

— Вот мы и снова одни, — с облегчением вздохнул Мотекусома, снимая шапочку и стягивая через голову длинную рубаху.

Его тело, пронзительно бронзовое на фоне белых исподних панталон, было перевито тугими канатами мышц не хуже, чем у Мирослава.