Книга Дети Барса - Дмитрий Володихин

— Страшновато, Балле, товарищ мой, брат мой… Страшновато.

— Нападай же, образина! Нападай, брат! …Прямо перед устрашающей семеркой стоял маленький отрядик. Четверо с огромными, плетенными из ивовых прутьев щитами; поверх ивняка прикреплены лоскутья мокрой кожи. За щитоносцами — два безоружных человека с застывшими лицами. За этой двойкой — еще одна пара: царь и его названый брат, вооруженные луками, мечами, в шлемах и доспехах с медными пластинами. Еще дальше — четверо оруженосцев с дротиками и тяжелыми копьями. Для чего нужны такие копья? Зачем? Ими бьются, когда надо ссаживать всадника в полном доспехе с коня, драться с Гутиями или охотиться на крупного зверя…

Щитоносцы отскочили в стороны. Безоружные легли на землю. Двое в шлемах выхватили у оруженосцев дротики и метнули их.

Это было слишком неожиданно. Двое «жуколюдей», вереща, упали на землю. Раскаленная жидкость вытекала из них, багровые брызги летели во все стороны… Еще два дротика. Теперь одна из намеченных жертв успела отскочить, зато вторая покатилась с пробитым крылом и лишилась жизни под скорыми ножами ветеранов.

Оставшиеся четверо «жуколюдей» бросились на маленький отрядик. Но тут встали во весь рост и раскинули руки двое безоружных. За один удар сердца раскаленные туловища «жуколюдей» стали холоднее камня поутру. Из-за спин безоружных высунулись жала рогатин. Вот они зачем… Сухо треснул защитный покров «жуколюдей», пропало сияние вокруг них. Трое погибли сразу же, хотя лапки их долго еще двигались, а крылья пытались раскрыться. Один успел взлететь, попал под дротик, забился на земле и уже в агонии перегрыз горло щитоносцу…

Теперь строй суммэрк был на грани полного разрушения и всеобщего бегства. Оставалось как следует толкнуть. Левое крыло мятежников перестало существовать. Ветеранская полусотня методично дорезала тех, кто еще пытался оказать сопротивление.

От шатров и повозок отделился конный отряд с каким-то неистовым всклокоченным стариком во главе. Всадники неслись на выручку разбитому крылу. Засвистела стрелы. Трое щитоносцев прикрыли царя и его названого брата. Атака конников могла обойтись войску очень дорого. Они врубились в истончившиеся ряды ополченцев, разбрасывая урукских бойцов направо и налево…

Пратт появился вовремя. Его конная сотня как будто нарисовала последний знак на таблице сражения. Этого удара не ожидал никто. Всадники закружились в смертельном танце, поражая друг друга. Недолго стояли мятежники. Бойцы покидали старика, обращаясь в бегство либо падая под копыта коней, чтобы умереть. Наконец и его сбили наземь, обезоружили, связали.

— …Энкиду, полдела сделано.

— Оох, брат…

— Благо Творец дал нам победить столь скоро. Кое-кто не успел опомниться…

«Кое-кто» как раз опомнился и появился на поле боя. — Оох… Хумава твоя…

Это двигалось за конным отрядом, И пока Пратт занимался вражеским» всадниками, Хумава напал на пеших копейщиков, уже ощутивших радость победы.

Сначала воины Царства увидели светящийся коков. Как будто пространство размером с небольшой загон для скота — в длину, ширину и высоту — окружили лучистым забором, а сверху накрыли лучистой крышей. И каждая частица «изгороди» напоминала блик, оставляемый луной на водной глади. Добрая сотня «лунных дорожек», играя и переливаясь, скрывала колоссальную тушу. Сумеречный свет почти погасил цвета. Но те, кто стоял поблизости, мог различить зеленоватую влажную плоть и узор из черных ромбов на ней. Мигнули два тусклых глаза размером с добрую сковороду.

Из-за «лунных дорожек» высунулся гибкий розоватый стержень в два локтя толщиной, разбрасывая слизь, метнулся к ополченцу, прилепился к нему и вмиг утащил внутрь «кокона».

— Язык! Язык! — заорали копейщики. Это были храбрые люди, и они попытались биться с Хумавой. Кто-то выпустил стрелу, кто-то подскочил поближе и ткнул копьем. Тщетно. От лучистого панциря отскакивало любое оружие.

Язык выхватил еще одного бойца. Огромная четырехпалая лапища рванулась из-за сверкающей защитной стены к храбрецу, пытавшемуся пробить «лунные дорожки» копьем, и отшвырнула его прочь. Затем обитатель кокона совершил прыжок на два десятка шагов и придавил своей тушей нескольких ополченцев…

Люди попятились. Зазвучали крики ужаса. Медведь все еще дрался с конными мятежниками, пешие суммэрк, сбившись в кучу, еще оказывали сопротивление в центре». Сражение еще не прекратилось, и теперь начало оборачиваться к победе проигравших.

Еще прыжок — еще двое погибших. Удар языка — еще один. И еще. И еще. И еще…

Маленький отряд Бал-Гаммаста устремился к Хумаве. Щитоносцы — за ненадобностью — отстали.

Прыжок. Еще прыжок. Они никак не успевали вовремя добежать до Хумавы… Еще прыжок. Ополченцы начали разбегаться.

Наконец Бал-Гаммаст и Энкиду, задыхаясь, добрались до самого бока Хумавы, сунули прозорливым стражам по дротику в руки и, прячась за их спинами, вошли вместе с оруженосцами в проход, который открылся в магической броне Хумавы. Прозорливые стражи затем и считались «живыми щитами» от порождений Мира Теней, что умели прекратить действие любой магии вокруг себя.

— Брат! Огромная лягушка, и больше ничего…

Четыре рогатины и два дротика одновременно вошли в мягкое тело Хумавы, отыскивая сердце. Миг — и весь отряд раскидан был по полю. Чудовище, издавая свиной визг, совершало беспорядочные прыжки. Затем лучистый панцирь его стал тускнеть, а оно само — замедлять движения. Тут на него обрушился град стрел и копий, более не встречавших преграды. Хумава опрокинулся на спину, дернул раз-другой задними лапами и испустил дух.

Чуть погодя вражеские конники рассеялись, а пешцы, еще сражавшиеся в центре, сдались, не видя иного спасения. Армия суммэрк исчерпала мэ. Добрая половина легла на последнем своем поле. Две с лишним сотни оказались в плену. Остальные разбежались неведомо куда. Но Бал-Гаммаст узнает об этом намного позже. А сейчас он лежал поверх вражеского трупа, оглушенный и потерявший все свое оружие. Энкиду отыскал его, дал вина из глиняной фляги.

— Ээ, брат! Смотри, лягушка, тупая лягушка, да и все тут. А те, те, которые на серебряных ниточках к злобной лягушке крепились?

— Мескан же говорил…

— Давно. Да, давно. Не помню я. Может, месяц назад или Утром.

— Изначально они были светлячками, Энкиду, просто светлячками. Потом им добавили что-то от людей, потом «привязали» к лягушке, которая на треть свинья и на десятую часть демон, а потом мы их поубивали… Поубивали ведь, а, брат?

— Точно! Пойду, буду хохотать и плясать на ее туше! Пойду. Иди ко мне.

— Потом, Энкиду.

Бал-Гаммаст поднялся и осмотрелся. Дело сделано. Тогда он вновь опустился, рассудив, что царь победоносному войску понадобится чуть погодя. Чуть погодя…

Он был счастлив. Земля Полдня подарила ему все, о чем может мечтать мужчина. Любимую жену, верного друга, могучего брата и нечто серьезное, настоящее, сделанное им самим. А ведь удалось ему совершить настоящее дело: вражеский нож не проник к самому сердцу Царства, Урук остался цел и невредим. И не было рядом с молодым царем ни мудрого отца, ни искусных эбихов, ни победоносной черной пехоты… Сам. Сам сделал.