Книга Всем смертям назло - Вадим Давыдов

— Я не шучу, дорогая, — кивнул король. — Я позабочусь о том, чтобы мистер О… Оро… Проклятье, эти русские фамилии – язык переломаешь. Одним словом, я даю вам устное – пока устное – разрешение появляться в любом месте в таком составе, который вы сочтёте нужным. Я ведь очень хорошо понимаю, насколько всё это не случайно.

— Ах, вот как. Глокстон доложил вам… историю?

— Конечно. Неужели вы думали, такая история может ускользнуть от внимания Артура?! Должен признаться, это – одна из самых захватывающих историй, которые мне доводилось слышать.

— Это всего лишь средневековая легенда, милорд, — покачала головой Рэйчел. — Не имеющая ни оснований, ни доказательств, ни, по большому счёту, какого-нибудь смысла. Теперь – тем более.

— Это перестало быть просто легендой, миледи, в тот самый миг, когда из-за неё пролилась человеческая кровь. А доказательства – кто знает? Возможно, мы доживём до того дня, когда доказательства объявятся. Я совершенно определённо не имею ничего против.

Я имею, подумала Рэйчел. Но, похоже, это абсолютно никого не интересует. Даже Джейка. Она снова вздохнула и улыбнулась королю.

— И что же, все эти предосторожности распространяются и на юного графа Роуэрика?

— В меньшей степени. Не расспрашивайте меня, милорд, я мало разбираюсь в мистических хитросплетениях. Если желаете, я попрошу мистера Муруоку объяснить вам всё подробно. Похоже, вам обоим это доставит огромное удовольствие. Эндрю в состоянии за себя постоять намного лучше, чем это может показаться на первый взгляд. Кроме того, пока со мной всё в порядке, с ним ничего не может случиться. Почему это именно так – я снова бессильна вам объяснить. Поверьте, милорд – эти тонкости не стоят того, чтобы мы теперь тратили на них время.

— Как хотите, миледи, — король улыбнулся и пожал плечами. — Но моё распоряжение остаётся в любом случае в силе. Кстати, ваша идея с Андоррой приводит меня в восторг.

— Это не моя идея, милорд.

— Ах, да. Конечно. Мистер Гур, не так ли? Снова этот таинственный мистер Гур. Конечно же, японцы – это тоже его идея.

— У него никогда не иссякают идеи, милорд. Такова природа этого человека.

Когда принесли десертное вино, Эдуард пригубил бокал:

— У вас прекрасный повар, леди Рэйчел.

— Благодарю вас, милорд. Это не повар. Я рада, что вам понравилось.

Эдуард едва справился с собой, чтобы не сломать между пальцев тонкую хрустальную ножку:

— Миледи?! Невероятно!

— Нет никакой доблести в том, чтобы приготовить ужин для своего короля.

Эдуард несколько мгновений смотрел на Рэйчел, качая головой.

— Бог мой. Я должен был догадаться, — он поставил бокал на стол. — Расскажите мне о нём, леди Рэйчел. Это ведь он? Ну, конечно же, это он. Расскажите мне. Поверьте, это – не простое любопытство.

— Я понимаю, сэр, — Рэйчел поудобнее устроилась в кресле. — Но ведь и вы понимаете, милорд, — ничего конкретного я вам рассказать не могу, — но я попробую. Представьте себе, — вы тонете. Вокруг вас – ледяная вода, ни зги не видать из-за снега с дождём, чёрные волны, чёрные тучи у самой воды. Вы чувствуете, как жуткий, смертельный холод обнимает вас от кончиков ногтей до корней волос. Вы понимаете, — это конец. И вдруг, — чьи-то руки выдёргивают вас из ледяного плена, и мгновение спустя вы ощущаете настоящую земную твердь под ногами. Открываете глаза – и… В ладонях у вас здоровенная глиняная кружка восхитительно вкусного, горячего, животворящего эля, на плечах – подбитая горностаями пурпурная мантия, немыслимо синий купол небес над головой и всходящее позади огромное яркое солнце. Да, да, это вы – на смотровой площадке главной башни могучего замка, словно высеченного из единой глыбы белого мрамора. Впереди и с боков, насколько хватает глаз, марширует среди колышущейся зелёной травы закованная в кольчуги пехота, сверкают латы конных рыцарей, по небу проносятся с рёвом боевые драконы, полощутся на ветру строгие лики святых на древних хоругвях и плюмажи на шлемах… Рядом с вами – ваши верные бароны и графы, готовые умереть за вашу улыбку. Искусав себе губы до крови, вы понимаете, что это – не сон, что это – на самом деле. И рядом Он – в серебряных доспехах, глядит на вас своими невозможными серебряными глазами, от взора которых ваши враги даже не разбегаются – лопаются, как вонючие болотные пузыри. Он обнимает вас за плечи, и вы слышите его грозный и ласковый голос: «Твоя воля – мой меч. Улыбнись же, моя королева!» И улыбается сам – всё будет хорошо, моя королева, всё будет хорошо!

— Твоя воля – мой меч, — повторил медленно король.

— Да. Меч, которым можно сразить самого дьявола, милорд. Двойной меч. Японцы, — они так и называют его: Хатиман, Мечерукий.

— Невероятно, — качая головой, прошептал король. — Невероятно! Но… Кто же он?! Чародей? Маг? Повелитель птиц и зверей, говорящий на их языке? Это правда, что у него есть ручной орёл, безжалостный убийца, которого он может заставить делать всё, что ему угодно?

— Рранкар – не больше убийца, и ничуть не более безжалостен, чем любой другой орёл или тигр, — улыбнулась Рэйчел. — Он друг, а не наёмник. Только не спрашивайте меня, как. Я не знаю ответа. Знаю только, что дело не в магии. Нет никакой магии вообще, всё это бредни невежд и выдумки бездарностей. Всё и проще, и сложнее одновременно. Он не просто уверен, что в каждом живом существе спрятан алмаз – он совершенно точно знает это. И он умеет достать этот алмаз из кого угодно и показать владельцу: посмотри, какое сокровище принадлежит тебе! И тот, кому принадлежит это сокровище – неважно, человек или зверь – становится его другом. Вручает ему этот алмаз для огранки. Он просто огранщик, наставник. Он ювелир. Он берёт у вас булыжник, а возвращает вам – бриллиант и крылья в придачу, чтобы вы могли поднять свой бриллиант поближе к свету, к солнцу, чтобы он засверкал, как того заслуживает. Но каждое истинное ремесло, доведённое до совершенства, становится искусством, превращается в чудо. Вот в чём его главный секрет.

— И с вами произошло то же самое.

— Да. И это снова из простого события сделалось чем-то гораздо большим. Его главное умение, его работа – увидеть, разглядеть человека, людей, идущих с ним рядом. Его интерес к ним – личностям, их внутреннему миру, знаниям, мнениям, взглядам. Это не любопытство – и ничего общего не имеет с любопытством. Всё начинается с совершеннейших мелочей. Он жадно учится всему, чего могут его научить – кто бы это ни был. А потом… Он открывает людям не только и даже не столько – себя, сколько их самих. Как и многим другим, он подарил мне – меня. Он заставил меня поверить – не только поверить, но и понять – что способен взглянуть на мир моими глазами. Увидеть его в точности таким, каким вижу его я. Я вдруг поняла: мне совсем не нужно притворяться для него, не нужно капризничать, манипулировать, хитрить – мне достаточно просто сказать, что я вижу то или это иначе. И этого совершенно достаточно для того, чтобы он остановился. Остановился затем, чтобы посмотреть моими глазами. Я не уверена, понимаете ли вы, милорд, что я на самом деле пытаюсь сказать. Женщины в мире привыкли, что мужчины делают своё дело, никогда не спрашивая их ни о чём. Я тоже привыкла к этому. Нас, женщин, воспитывают именно так – если хочешь, чтобы мужчина сделал то, что необходимо тебе, воспользуйся своим арсеналом: красотой, обаянием, остроумием, покори его, одурмань… С ним это невозможно. С ним можно быть только честным до конца, как и он – всегда до конца честен в ответ. Ни для одного мужчины на свете я не хочу быть такой желанной и неотразимой, как для него – именно потому, что он в своём восхищении совершенно безжалостно бескорыстен. О, я поняла это далеко не сразу – но когда поняла… Человечество состоит из мужчин и из женщин, милорд, и человек убог и несовершенен, пока одинок. Каждый мужчина и каждая женщина – всего только полчеловека, и мы обездоливаем себя и наших детей, не умея объяснить им это. А он – может. Он делает это ежедневно, ежесекундно – на глазах сотен людей. Вы знаете, что произошло? Сначала они увидели это его отношение ко мне. Зная о том, на что он способен, они поняли – нет, это не слабость. Они решили: это любовь. Но это – это гораздо больше. Сначала, увидев, услышав, узнав, как он поднимает меня, ставит рядом с собою буквально во всём, они решили: я – его женщина, и потому – именно потому, и только поэтому – им полагается так же внимательно и трепетно ко мне относиться. Потом они поняли – постепенно, — что я – его часть, его удел, его доля, и перенесли свои чувства к нему на меня. Но постепенно – снова очень быстро, неимоверно быстро – он приучил их к тому, что я достойна быть услышанной и понятой не только как его отражение, но и как я сама. Потому что я – это я, неповторимая, единственная, ни на кого не похожая, как он, как вы, как ваша Уоллис, как любой другой человек – мужчина и женщина – на этой земле. Он – человек будущего. Придёт время – и все мужчины научатся так относиться к женщинам, своим и чужим. Не знаю, скоро ли наступят такие времена для всех остальных, но я уже живу в этом мире, милорд. И мне он нравится так, что я не просто не позволю отнять его у меня, не просто не дам его разрушить – я сделаю всё для того, чтобы мир каждого человека стал таким.