Книга Стрингер. Летописец отчуждения - Александр Радин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дальше!
Стрингер ткнул кулаком Сибирцеву прямо в рану.
— А-а-а! Козлина ты, Леха…
— Дальше!
— Там тотализатор был среди шишек. Он поиграть решил… Ты же знаешь, как он любит играть… Короче, докуда дойдешь. Сначала все мило было, никто ничего не собирался… А потом на то, что ты дойдешь до Радара, поставил один. Ты же знаешь, как Дагонов не любит проигрывать…
СБ-эшник нервно захихикал, размазывая ладонью кровь по подбородку.
— На тебя поставил человек Зоны, журналист, — залез в голову стрингера контролер. — «Монолиту» нужны средства, проповедникам нужны средства. В вашем мире всем нужны средства, чтобы расти… И Зоне тоже.
— Так все из-за денег? — психанул Алексей. — Из-за гребаных денег? — Он со всей силы саданул Сибирцева по лицу, вымещая злобу. — Из-за денег, твою мать?
— Стой, стой! — заскулил сбэшник. — Стой!
— Говори! — замахнулся Смертин.
— Какие, на хрен, деньги! Деньги — это лишь маленький бонус… Леха, не бросай меня тут, а?
— Говори, твою мать!
Кулак стрингера опять полетел к ране.
— Хватит… Леха, хватит. Дагонов ведь не просто… Дагонов. Короче, закрутилось там у него что-то с московскими шишками серьезно. А он же власть чует носом, понимаешь? Ему нужна была жесть про эту Зону. Так, чтобы европейская общественность блевала от отвращения, чтобы американцы прыгали у Белого дома с требованием вывести войска… Россия сюда хочет. Россия бы заявила, что будет все говно разгребать. Политика, Лех… А деньги это так…
— Чего тут Россия забыла?
— Секреты, Леха, разработки… Только по сюжету журналист должен был сдохнуть. Геройски помереть при исполнении, чтобы там все сообщество орало… цветочки, речи с трибуны… все как положено. А деньги — это Дагонов…
От СБ-эшника начало нести потом. На лбу Сибирцева заблестели мелкие капельки, виски промокли. Он обеими ладонями зажал раны и корчил рожу.
— Леха, не бросай… Не бросай, а?
Внутри у Смертина что-то будто оборвалось. Он сидел, тупо уставившись на контролера, и нервно гладил цевье дробовика. Всю дорогу его использовали. Сначала Дагонов, потом… Потом Зона.
— Он прав, журналист, — сказал Ка. — Деньги — это всего лишь бонус. Зона никогда не проигрывает, даже в таких мелочах. Ты ей нужен, журналист. Очень нужен. Хочешь, я его убью?
Стрингер только криво усмехнулся.
— Думай сам, жаба. Вы меня достали уже все со своей Зоной, и с этим говном, и с Радаром этим долбаным… Как вы меня все достали!
— У тебя впереди большая миссия.
— Чего ты хочешь от меня? Говори и отваливай. А этого можешь пришить… Я бы и сам пришил, но сопли мешают.
— Зона ждет, что ты о ней расскажешь людям. Ей это очень нужно, журналист. Ты ведь все снимал, верно? Ты все можешь рассказать.
Стрингер рассмеялся.
— А в жопу тебе не пойти?
— Ты же все равно расскажешь.
— Ты думаешь, если я покажу ее нутро, то твою Зону все полюбят сразу? В ножки ей кланяться начнут? Ну тогда ты идиот, жаба.
— Ей не нужна любовь, ей нужны сталкеры. Зоне нужно много сталкеров, чтобы нести за Периметр споры Зоны. Артефакты должны попасть к людям, и тогда Зона станет еще больше. Ты же теперь ее дитя, журналист. У тебя великая миссия.
— Жаба ты! Какой дурак сюда полезет? Ну какой дурак полезет сюда, кроме горстки психов?
Контролер молчал. Он смотрел на стрингера, а стрингер на него.
— Пойду я, пожалуй, — медленно встал Смертин.
В этот момент он старался ни о чем не думать. Только о боли в голове из-за постоянного присутствия твари.
Алексей слегка приподнял ствол ружья, положил его на изгиб локтя, невзначай повернулся боком к контролеру, вроде как обращаясь к сбэшнику.
«Любишь свинец?» — подумал стрингер.
И нажал на спусковой крючок.
Громыхнуло, приклад ударил по руке, выбив запястье. Тело контролера повалилось в пыль.
— Мне тут говорили, что в голову ему надо, — зачем-то сказал Алексей залитому кровью Сибирцеву.
Стрингер ждал смерти. Она должна была прийти со спины, там, где стоял ошарашенный Семецкий. Но секунда тянулась за секундой, а сталкер все не стрелял. Алексей медленно повернулся, встретившись с ним взглядом.
Деревья мрачно поскрипывали от ветра, за лесом выла какая-то тварь, а над Зоной плавно поднималось белое солнце. Кровавые лужи начали переливаться и блестеть, будто в них бросили горсть бриллиантов. Это страшное сияние словно намекало, как достается счастье в этом жестоком мире.
— Я знал, что идея — полное говно, — тихо сказал Семецкий и подался к лесу, махнув напоследок полой плаща.
Обратную дорогу Алексей помнил смутно. В голове колотилась единственная мысль: «Пора домой». Тело полностью ей подчинилось и несло его к Периметру. На юг.
Как только стрингер добрался до шоссе, небо покраснело, заиграло радужными красками, а потом взорвалось, сотрясая землю. Зона исторгала очередной выброс. Деревья по обочине рвало с корнем, асфальт вспенивался и глухо урчал. В лицо стрингеру летела пыль, въедаясь в глаза, закрадываясь в нос, не давая вздохнуть.
А ему было все равно. Он решил по полной испытать странный подарок Зоны, о котором так долго рассказывал контролер. Стрингер шел вперед, едва прикрывшись рукавом, уверенно разделяя шагами дорогу на две половины: до и после. Зона не хотела его забирать, и даже огненные струи воздуха, подкатывая к спине, становились прохладней морского бриза.
Все погружалось в хаос. И среди этого безумия, разрываемого жирными ветвистыми молниями, брела одинокая фигура.
Никто не в состоянии понять Зону.
Из норы под фундаментом выползло грязное существо, отдаленно похожее на человека. Чумазая рожа внимательно присматривалась к стрингеру. Ствол «Калашникова» мягко поплыл, уставившись на живот своим пустым одиноким глазом.
— Поздорову, брат, — настороженно и гнусаво произнес бродяга, красноречиво положив палец на спусковой крючок.
— Поздорову, — передразнил его Смертин. — Погодка-то после выброса! — Он задорно подмигнул: — Курево есть?
— Есть.
Это еще не значило, что сталкер вскочил и побежал за сигаретами.
Алексей остановился в полутора метрах, продемонстрировав пустые руки и чистые намерения:
— Угости, будь человеком. Зона не забудет.
— Ладно, — успокоился оборвыш, доставая левой рукой из кармана пачку. Ему было неудобно, но автомат он не убрал. — Потом сочтемся.
— Благодарю, — вспомнил стрингер правила блатного жаргона.
— С кого долг-то спрашивать?