Книга Дом на берегу - Дафна дю Морье

— Все верно, — сказал я.

Он пристально посмотрел на меня. Очевидно, он думал, что я буду все отрицать.

— Она утверждает, что вы были мертвецки пьяны и не ведали, что творите, но от этого не легче. Она и мальчики насмерть перепугались. Еще и потому, что вы, насколько я понимаю, вообще-то не любитель спиртного.

— Нет, не любитель, — сказал я. — И я не был пьян.

Некоторое время он молчал. Затем подошел, встал напротив, достал из своего чемоданчика что-то вроде электрического фонарика и принялся осматривать мои глаза. Затем пощупал у меня пульс.

— Что вы принимаете? — резко бросил он.

— Принимаю?

— Да, какой наркотик? Скажите начистоту, тогда я буду знать, как вас лечить.

— Дело в том, что я и сам не знаю, — сказал я.

— А где вы его берете? Профессор Лейн дал?

— Да.

Он сел на подлокотник дивана рядом с моим креслом.

— Колетесь, глотаете?

— Глотаю.

— Он вас лечил от чего-нибудь?

— Ни от чего он меня не лечил. Он проводил эксперимент. Я согласился участвовать. До этого я никогда в жизни не принимал наркотики.

Он не сводил с меня проницательного взгляда, и я понял, что мне ничего не остается, как все ему рассказать.

— Находился ли профессор Лейн под воздействием того же наркотика, когда попал под поезд? — спросил он.

— Да.

Он встал с дивана и принялся ходить взад и вперед по комнате, притрагиваясь к разным безделушкам, что стояли на столиках и полках, то одну возьмет повертит, то другую, совсем как Магнус, когда ему нужно было принять решение.

— Я должен поместить вас в больницу для обследования, — сказал он.

— Нет, только не это! — испугался Я. — Ради Бога, не надо. — Я даже встал с кресла. — Послушайте, у меня есть немного этого наркотика, в пузырьке наверху. Это все что осталось. Один пузырек. Он велел мне уничтожить все, что я найду в лаборатории. Я так и сделал. Зарыл в лесу, за садом. Оставил себе только один пузырек, из которого и отпил сегодня немного. Этот препарат несколько отличается от предыдущих, крепче, что ли… не знаю. Заберите его, сделайте анализ — делайте с ним, что хотите. Вы же понимаете, после того, что случилось сегодня, я никогда больше не притронусь к этому пузырьку. Боже! Ведь я мог убить свою жену!

— Да, могли, — сказал он. — Именно поэтому вам и следует лечь в больницу.

Ничего он не понимал. Как он мог понять?

— Послушайте, — сказал я, — в тот момент я видел перед собой не свою жену, не Виту. Это не ее я хотел задушить, а другую женщину.

— Какую женщину? — спросил он.

— Некую Джоанну, она жила шестьсот лет назад. Она была здесь, в кухне старой фермы, и другие тоже были с ней: Изольда Карминоу, Жан де Мераль и человек, которому принадлежала эта ферма и который был управляющим у Джоанны — Роджер Килмерт.

Он положил ладонь на мою руку.

— Хорошо, успокойтесь. Я понял. Вы приняли наркотик, затем спустились по лестнице и увидели в подвале всех этих людей?

— Да, — сказал я, — и не только здесь. Я видел их также в Тайуордрете, в старом поместье возле Граттена, и еще в монастыре. Все это — действие наркотика. Он переносит вас в прошлое, в давно ушедший мир.

От возбуждения я заговорил громче, и его пальцы сомкнулись на моей руке.

— Вы мне не верите! — твердил я свое. — Да и как вы можете мне поверить? Но клянусь вам, я видел их, слышал их разговоры, я даже был свидетелем убийства одного человека в Тризмиллской бухте. Это был Отто Бодруган, возлюбленный Изольды.

Я провел его наверх в гардеробную и достал из чемодана пузырек с препаратом. Он на него даже не взглянул, а сразу спрятал в свой саквояж.

— А сейчас слушайте меня внимательно: я дам вам сильное успокоительное, и вы проспите до самого утра. Есть какая-нибудь другая комната, где вы могли бы лечь?

— Да. — Я кивнул. — Комната для гостей.

— Отлично, — сказал он. — Берите пижаму и пойдемте.

Мы вместе зашли в комнату, я разделся и лег, чувствуя себя жалкими и беспомощным, как ребенок.

— Я сделаю все, что вы скажете, — пообещал я Пауэллу. — Если хотите, можете увеличить дозу, чтобы я никогда не проснулся.

— Ну уж нет, и не просите, — ответил он и впервые улыбнулся. — Думаю, я буду первым, кого вы увидите, когда проснетесь завтра.

— Значит, вы не отправите меня в больницу?

— Там посмотрим. Поговорим об этом завтра, — добавил он, вынимая из саквояжа шприц.

— Вы можете сказать моей жене все, что считаете нужным, — только не упоминайте о препарате. Пусть думает, что я был пьян. Что бы ни случилось, она не должна узнать о препарате. Она всегда недолюбливала Магнуса — профессора Лейна, — и если теперь она об этом узнает, то возненавидит даже саму память о нем.

— Да, уж это наверняка, — ответил он, протирая мне руку спиртом, перед тем как ввести иглу. — И вряд ли ее можно за это осуждать.

— Понимаете, она меня ревновала, — объяснил я. — Мы с Магнусом знакомы очень давно, вместе учились в Кембридже. В те годы я часто бывал здесь, мы все время проводили вместе, увлекались одними и теми же вещами, вместе смеялись — Магнус и я… Магнус и я…

Я погрузился в глубокий сон, словно провалился в бездну. Сколько это продлится — пять часов, пять месяцев, пять лет, — мне было все равно… Позже я узнал, что проспал пять дней. Доктор как будто и не уходил: когда я открывал глаза, он всегда был рядом, делал мне очередной укол или просто сидел у кровати и слушал, что я говорю. Изредка, неуверенно улыбаясь, в комнату заглядывала Вита и вновь исчезала. Миссис Коллинз и она, очевидно, перестилали мне постель, мыли меня, кормили, хотя я не могу припомнить, ел ли я вообще что-нибудь. Эти пять дней совершенно выпали у меня из памяти. Возможно, я бредил или сыпал ругательствами и раздирал простыни — или просто спал. Наверняка могу сказать только то, что я спал. И еще разговаривал. Не с Витой и не с миссис Коллинз, а с доктором. Правда, я не имею ни малейшего понятия, как часто это происходило, и о чем я говорил. Но в конечном счете у меня возникло ощущение, что я рассказал доктору все от А до Я. К середине следующей недели, когда я уже мог сидеть в кресле и почти пришел в норму, я почувствовал, что не только отдохнул душой и телом, но и полностью очистился.

Смакуя кофе, который принесла нам Вита, я поделился своими ощущениями с Пауэллом, и он рассмеялся, сказав, что основательная чистка еще никогда никому не приносила вреда и просто непостижимо, какое количество всякого барахла люди рассовывают по чердакам и подвалам и потом начисто о нем забывают, вместо того, чтобы выволочь все это на свет божий и раз и навсегда во всем разобраться.

— И учтите, вам очистить душу намного легче, чем другим, — добавил он, — поскольку вы католик.