Книга Сандаловое дерево - Элль Ньюмарк

— Мусульмане есть и в Масурле.

— И весь день гудят.

— Уверена, водители-индусы тоже сигналят.

— Индусы не гудят.

— Ну…

— Нееет.

— Ладно.

Она потрясла головой, немного успокоилась, и на ее лице появилась так хорошо знакомая озорная улыбка.

— Сегодня я принесла для вас очень особенную мала.

— Замечательно.

Рашми сунула руку в свой холщовый мешок и выхватила толстую оранжевую гирлянду из трех переплетенных нитей ноготков.

— Тройная мала, первый класс.

— Очень мило. Спасибо.

— Я повешу на кровать.

— Ладно.

— Гарантия на возврат денег сто процентов.

— Отлично.

— Я правду говорю, мадам. — Улыбка поблекла. — Если эта мала не поможет, мне очень вас жалко.

— Не беспокойся.

Последний шанс. Я уже подумала, что надо будет разметать постель так, словно в ней схватились два орангутанга, и для верности оставить пару сырых пятен. Все что угодно, лишь бы она успокоилась.

Рашми торжественно тряхнула головой:

— Для этой мала я приготовлю большую пуджу.

Захватив сборник стихов, я вышла на веранду, открыла книгу и… испытала разочарование — страница за страницей цветистого викторианского вздора, так раздражавшего меня в колледже.

— Романтическая чушь, — пробормотала я. Девушка влюбилась. И что? Каждый бывает мечтателем-идеалистом, но надолго ли хватит романтики, когда жизнь начнет швырять тебя на поворотах? Я подумала о Верне и Генри и поняла, что запуталась еще больше.

Пролистала еще несколько страниц — скучно, банально, сентиментально — и положила книгу на колени, закинула ноги на перила. Билли в кухне подпевал Рашми, его голосок смешивался с ее контральто, так что долетавшая до веранды версия «A Bushel and a Peck»[31]звучала крайне оригинально. Я улыбнулась, вспомнив оставшуюся в комнате Лидии ловушку для лепрекона. Улыбнулась не только из-за щенка — Билли и Лидия сложились в отличную пару. Такого поворота я точно не предвидела.

Я побарабанила по книге, поерзала в скрипучей качалке. Билли и Рашми разразились своеобразной перепевкой какой-то индусской песенки… зазвенели браслеты. Я представила, как наша айя кружится по кухне, подхватив на руки Билли. Снова открыла книгу. Полистала. Нашла стихотворение с обращением и подписью.

Желанный мой,

Луна омоет

Сиянием твое лицо,

Мою печальную любовь

И радости кольцо.

Луна накроет

Нас своим крылом,

И мрак отступит

В эту ночь.

Твоя

Фелисити

Сентиментально. А почему бы и нет? Юная Фелисити влюбилась. Наверняка она могла поставить на обложке свое имя. Писательство считалось неподобающим занятием для леди, и публикация стала бы полнейшим конфузом. Увлечения такого рода несли на себе печать принадлежности к «синим чулкам». Обычно викторианские леди издавались анонимно, но Фелисити обычной не была, и я даже удивилась немного, что она сохранила верность условностям. Удивилась, а потом поняла. Фелисити умерла. Сборник издал кто-то другой.

Река на солнце блестит,

Как цепь золотая.

Затейливой нитью бежит,

Красотой восхищая.

Но что значит все золото

Мира в сравненьи

С солнечным бликом

В ее золотых волосах.

В ее золотых волосах? Но почему Фелисити написала любовное стихотворение женщине? И тут я вспомнила название — «Собрание Стихотворений Леди и Джентльмена, 1857».

Я прочла еще одно.

Люблю загадки и спрошу:

Что за чудо нас связало,

Былое с будущим смешало?

Что за тайна древних лет

Сбережет любовь навек?

По ту сторону могилы

Будем вместе, будем живы.

И еще:

Тайна ведома мне одна,

Как весна стара она и юна.

Я об этом так долго молил,

О даре, что все злата затмил.

Фелисити и ее любовник писали стихи как послания друг другу. Я вспомнила, как Адела жаловалась, что Фелисити не показывает послания от возлюбленного. По ее словам, любовник Фелисити жил в Англии и говорил на английском, то есть был таким же человеком Викторианской эпохи, как и она. О своей беременности Фелисити сообщила ему посредством викторианской загадки, и он ответил так же. Несмотря на скандал, оба радовались беременности. Но как вся эта история стала книгой? Я вернулась к первой странице.

Вы джентльмен,

И потому,

Задев меня рукой,

Вы отступили,

Словно я сама огонь.

Нужны ли правила, мой сэр?

Ведь это чистая любовь.

Он ответил:

Я не свободен в том,

Что должно уважать мужчине.

Контракт мне воли не дает,

Но сердце рамкам не подвластно.

И вашей дружбе я так рад,

Как ветру в жаркий день.

Пусть дела нет мне до других,

Однако вам признаюсь я:

Я не могу дышать без вас,

Моя миледи Х.

И Эрос ум похитил мой.

Возможно ли такое?

Для викторианцев само упоминание Эроса было непристойным. Даже в Англии. А в Индии, где расовые и кастовые проблемы куда сильнее, где бушует мятеж сипаев, подобная смелость сродни безумию — а для женатого человека, каким он был, особенно. И тем не менее эта книга, похоже, полный отчет об их тайном романе. Какое безрассудство!

Возлюбленный мой сэр,

Лицо я нынче увидала ваше

В саду среди цветов.

Волшебная луна царила там,

Но свет ее в тот миг померк,

Любовь затмила все светила.

И сердце понеслось куда-то,

Когда коснулись вы меня.

Последнее слово осталось за ним:

Моя Любовь

Ушла.

Я плачу.

Я тону.

И телом и душою

Я погружаюсь в тьму.

И лишь одно

Не позволяет умереть.

Дитя.

Он жив!

И этим смерть

Мы обманули.

Но обманули ли они смерть? Выжил ли их ребенок? Я перевернула книгу и внимательно осмотрела прекрасный переплет из хорошей, мягкой кожи. Сделано профессионально, но кем?