Книга Бангкок-8 - Джон Бердетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А кхмеры, его телохранители?
— Думайте сами.
Спустилась ночь. Я захлопнул за собой дверцу машины и прошел через двор. Все утонуло в полутьме, кроме ярко освещенного нелегального магазинчика с парусиной. Его яркий свет выхватывал из мрака водителей мототакси — те, как и утром, развалились на своих раскладушках, успев обкуриться до полной одури. Я поднялся по лестнице к себе в комнату и увидел, что кто-то сорвал висячий замок. Воришки, как правило, не чтят меня своим вниманием, поскольку всем известно, что я хоть и коп, но у меня ничего нет. Такое случилось только однажды, когда во время очередной серии мыльной оперы у соседа сломался телевизор и он в полной уверенности, что у меня-то точно есть «ящик», вломился ко мне. Я стоял, смотрел на раскуроченный замок и гадал: неужели у кого-то еще забарахлил телевизор или дела приняли совсем паршивый оборот? Но мои враги не настолько глупы, чтобы вскрывать дверь, ждать в комнате и убивать меня в моем собственном доме. Мысль успокаивала, но у меня настолько расшалились нервы, что я не находил сил действовать, пока не услышал за дверью какой-то звук. Тогда я осторожно толкнул створку. В комнате царила темнота — я его не видел, но животное чутье сообщило о присутствии грузного тела. Человек шумно дышал. Я включил свет, посетитель заворчал и протер глаза. На матрасике валялись шесть пустых банок пива. Лежанка была для него узка, хотя он и выдвинул ее на середину комнаты. Человек собрался перевернуться на другой бок, но вместо этого проворно сел.
— Я тебе солгал, — сказал он с тягучим гарлемским выговором.
— Я знаю. Оставил мне пива?
Он повернулся, и я заметил прибавление в хозяйстве: ведерко для льда. Человек запустил в него руку и достал банку «Сингхи», с которой капал превратившийся в воду лед.
— Последняя. Хочешь принесу еще из магазина. Я подружился с хозяином и с ребятами на раскладушках. Похоже на Гарлем. Я их спросил: «Чего вы нанюхались, парни, — яа-баа или ганжи?» Но сам сразу понял: конечно, ганжи. От яа-баа такой летаргии не бывает. Мне предложили наркотики, но я отказался — сказал, не употребляю. Тогда предложили женщин, сколько угодно. Готовы были сесть на мотоциклы и привезти хоть с полдюжины. Я понимаю Билли. В этой стране ниггер чувствует себя как дома. Скажи, как ты узнал, что я тебе солгал? И о чем я тебе солгал.
— О причине, по которой ты здесь. Агент ФБР мне сказала, что в Париже ты пересаживался с самолета на самолет и менял авиакомпании, следовательно, намеревался приехать инкогнито. Если лететь рейсом одной компании, путешествие обходится дешевле. Вряд ли ты задержался в Париже, чтобы осмотреть Эйфелеву башню.
Ворчание.
— Так ты считаешь, что я здесь потому, что участвовал в делах Билли с наркотиками?
— Нет.
Молчание.
— Пойду-ка я куплю еще пива.
Он встал, заполнив всю комнату. А я вспомнил о статуе Будды в слишком маленькой пещерке. Мне пришлось посторониться, чтобы пропустить его к двери. Он вернулся с парой мотоциклистов, которые сгибались под весом упаковок с пивом и мешков со льдом. Элайджа полез в карман и достал новый замок с торчащими из него ключами.
— Извини, что испортил этот. Но здесь нет удобного холла, где можно подождать.
— Неважно. Как тебе удалось так аккуратно расправиться с замком? Я не заметил никаких следов на двери.
Он фыркнул:
— Пустяки. Сломал пальцами. Мускульная сила, дружок, еще способна иногда открывать двери.
— Что ты сказал? — переспросил я; меня внезапно поразил вид ведерка со льдом.
* * *
— Я обожал Билли, — продолжал Элайджа. — Наверное, потому, что Билли обожал меня. Мы почти не знали отца, поэтому пример он брал только с меня. Мы были неразлучны до тех пор, пока меня не отправили в исправительную школу — не заладилась сделка с героином. Мне было пятнадцать лет. Когда я вышел, мне назначили хорошего сотрудника службы пробации[42]— черного, который прекрасно представлял, откуда я родом, и знал мою мать. Он мне сказал: «Ты ушлый парень, и котелок у тебя варит, но как быть с твоим младшим братом? Хочешь его погубить? Маленькому Билли не под силу расхлебывать такое дерьмо. Ты тянешь его в пекло, откуда ему не выбраться». Я недолго раздумывал над его словами, потому что понимал — он прав. И стал отдаляться от брата, хотя это разбивало мне сердце. Не могу сказать, что я пришел в восторг, когда он вступил в морскую пехоту, но почувствовал облегчение. Было обидно, когда он начал обращаться со мной свысока, показывать, как презирает то, чем я занимаюсь, но у меня словно гора с плеч свалилась. Это чувство не прошло, даже когда он перестал мне звонить. Я ощущал себя отцом, который устроил сына лучше, чем жил сам. И очень обрадовался, когда Билл снова начал мне звонить, словно десяти предыдущих лет вовсе не существовало. Мы снова стали приятелями. А с тех пор как он умер, я только и думаю, как бы расправиться с теми, кто это сделал. Переломать одного за другим о колено.
Было полтретьего утра. Мы выпили почти все пиво. Элайджа рассказал мне, как изготовляют героин, как организовывают сеть распространения и подкупают полицейских в Нью-Йорке. А также — какими должны быть пергаминовые пакетики (размер надо соблюдать очень точно: будет слишком большим, и обычный наркоман не осилит цену, маленьким — больше работы на свою шею. Только не вздумайте ставить на внутренней стороне свою метку, что-нибудь вроде золотых звездочек, иначе суд может расценить это как преступление организованной группы). Он рассказал мне все, что могло бы потребоваться, если бы я занялся наркотиками в Штатах, и наконец сообщил, зачем приехал в Таиланд. А пришел ко мне, чтобы все рассказать, потому что понял, что месть невозможна. Быстрее, чем ФБР, разобрался, в чем основное отличие Азии: мы играем по другим правилам, и нас — две трети человечества. Он явился ко мне, чтобы попрощаться.
Когда Элайджа тяжело поднялся на ноги, мне, чтобы последовать его примеру, пришлось прибегнуть к помощи стены.
Я испытывал великую любовь к этому гиганту с огромным сердцем, и она принудила меня накачиваться пивом с ним на равных. Ни разу в жизни я не напивался до такого изумления. Но еще я чувствовал благодарность зато, что он помог прояснить одну небольшую деталь, которая в ходе расследования неделями мучила меня и агента ФБР. На непослушных ногах я проводил его вниз, где был магазин и расположились, развалившись на раскладушках, мотоциклисты. Мы на прощание обнялись. Элайджа подошел к основательной пятисоткубовой «хонде». Парни восхищенно загоготали, когда он устроился на заднем сиденье и под ним просели амортизаторы. Водитель дал газ, и они растворились в ночи, а я поплелся обратно в свою пещеру. И там ценой нечеловеческих усилий набрал на мобильнике номер телефона агента ФБР. Джонс крепко спала, и ей потребовалось немало времени, чтобы поверить, что это я, а не тайский вариант грязных телефонных предложений. Но она полностью проснулась, когда разобрала, о чем я ей пьяно бормотал в трубку.