Книга 500 - Мэтью Квирк

Теперь, когда Маркус юркнул за фальшивую панель в потайной проход к хранилищу Генри, тот взял в руки конверт, открыл его и вытряхнул содержимое на стол.

Оттуда на стол выскользнул ломтик сушеного абрикоса, следом выпорхнул листок с меню из «Белого орла». (Радомир предлагал для правдоподобности сунуть туда настоящее человеческое ухо — мол, за этим дело не станет, — но я отказался.)

— Там нет улики, Генри, — сказал я, — Маркус сжег их в Министерстве юстиции.

Выстрелы стали слышны совсем близко. Одна пуля прорвалась через украшавшую панели лепнину, и по кабинету разлетелась гипсовая пыль и мелкие осколки.

— Радомир все слышал, — кивнул я в сторону камеры, запрятанной где-то в книжных полках. — Он знает, что ты убил его дочь.

Я, конечно, и сам наблюдал патриархальные манеры Драговича на устроенном им в Колумбии домашнем представлении. Но именно Генри поспешил предупредить меня, сколь опасен человек, живущий лишь кровью и честью, для его, Дэвиса, мира, держащегося на заранее просчитанной людской жадности и страхе.

В «Белом орле» я стойко держался своей версии, даже когда Радо рассек мне кожу. Думаю, лишь тогда он поверил, что я на самом деле не лгу, и решил-таки выслушать мой план. Я знал: если я сумею подтвердить, что Генри действительно убил его дочь, если заставлю Генри сознаться в этом преступлении, беспредельная психопатическая злоба Драговича довершит дело.

Может, Радо и военный преступник, но у него, по крайней мере, есть свой кодекс чести, некое воровское благородство, которое так или иначе делает его на порядок честнее тех, с виду респектабельных, людей, которых Генри имел каждый божий день.

Генри облажался с дочкой Радо, как облажался и с моим отцом, и теперь он начал понимать, что та единственная истина, на которой держался весь его мир, оказалась полным фуфлом, что некоторые вещи вообще не имеют цены и что есть люди, с которыми невозможно сторговаться.

— Ты неблагодарный ублюдок, — процедил Дэвис. — Я дал тебе все. Я поднес тебе весь город на тарелочке. И теперь, когда ты пошел на меня, ты даже это не смог сделать достойно, как полагается мужчине. Ты прячешься за спину Радо!

Я все так же был прикован к шкафу. Дэвис стоял надо мной, весь клокоча от злости.

— Ах, эта сучка Энни, — прорычал он. — Я понял, вы все так же вместе. Теперь картина проясняется.

Он поднял взгляд на дверь.

— Я через несколько минут вернусь. Она будет мучиться первой — а ты будешь смотреть. А потом настанет твоя очередь. Думаешь, ты нашел выход, Майк? Думаешь, я не смогу до тебя добраться? Нет, парень. Ты только сделал всем хуже. Ты еще будешь просить меня, умолять, чтобы я перестал. Ты дашь мне все, что я хочу, и даже больше.

И он что есть силы пнул меня ботинком в лицо. Комната вокруг задрожала и поплыла, словно в старом телевизоре, но сознание я все же не потерял. Теперь выстрелы и вопли раздавались совсем близко. Дэвис вынул из кобуры на боку пистолет и шагнул через фальшивую панель в стене в коридор к хранилищу.

Я сплюнул кровь, очень стараясь пустить плевок по длинной дуге, но он все равно плюхнулся мне на рубашку. Болеутоляющее уже переставало действовать: чтобы голова хорошо соображала, я принял всего одну таблетку. Так что имело смысл поторопиться. Наручники держались прямо у кистей рук — очень тугие, с двойным замком, расположенным подальше от пальцев, так что я не смог бы их вскрыть, даже если бы Маркус не забрал у меня все, что можно использовать как отмычку.

Оружейные хлопки сделались еще громче — словно стреляли уже в самом кабинете. Послышался чей-то стон. Наручники никак не могли расшириться — а значит, надо было малость уменьшить себе кисть. Правой рукой я заломил назад большой палец левой, ощутив сопротивление сустава. Кость прогнулась, совсем чуть-чуть… Я отпустил палец.

И все же я хотел заставить себя высвободиться. При мысли об этом мурашки побежали по телу и сама идея показалась сомнительной… Что ж, займусь потом «латанием дыр». Я резко дернул большой палец назад. Кость хрустнула, точно сухой хворост. Комната опять поплыла перед глазами. Я осторожно вытянул кисть руки, сдвинув наручник поверх сломанной кости. К горлу подкатил рвотный комок, и я еле сдержался, чтобы от мутящей боли не сметать завтрак. Итак, рука была свободна. Я поднялся на ноги, звякнув наручником на правом запястье.

Обыскав ящики стола, я обнаружил, что Генри забрал свой единственный ствол. Я отступил к открытому проему в стене, ведущему в хранилище. Сразу за дверью оказалось пусто. Слышалось лишь тяжелое дыхание, выстрелы прекратились.

Я прошел чуть глубже в коридор, осторожно выглянул за угол. Там валялось четыре или пять тел. Среди них Маркус и Радо. Генри оказался прав: Драгович станет защищать свою честь независимо от того, в какую цену это выльется. На это я, впрочем, и рассчитывал — вот только Радо не дошел до цели. Держа перед собой пистолет, Генри перешагнул труп Маркуса, проверяя, нет ли стрелков за дальней дверью. Он пережил уже не одну бойню, и я не мог допустить, чтобы он пережил и эту. Я должен был подобраться к нему сзади, забрав оружие у мертвецов. Но у тех нескольких пистолетов, что я видел на полу или в руках у павших стрелков, затвор был в заднем положении и обоймы пусты.

Я не заметил ни малейшего движения — Радо хорошо прикинулся трупом. Лишь шевельнулась его рука, поднимая ствол, и дважды прострелила Дэвиса через левую лопатку. Тот обернулся с искаженным лицом, качнулся, опершись на мусорный бачок, и сполз вниз, усевшись на полу, точно не умеющий ходить карапуз. Он привалился спиной к двери, стеная через стиснутые зубы, и разрядил полную обойму, все девять пуль, в лежащее ничком тело Радо.

Ничто не могло так вывести его из себя, как человек вроде Драговича — человек, которого он не мог контролировать. Серб, наверное, был одной ногой на том свете еще до того, как Генри стал в него стрелять, так что теперь-то он точно был мертв. Когда же я двинулся мимо трупов, Дэвис понял, что его ярость сыграла с ним злую шутку: пистолет его был пуст, и второй обоймы не имелось.

Казалось, каждый вдох причинял ему страдание. От пуль Радо в его груди зияла рана размером со сжатый кулак. Я медленно приблизился к Дэвису, наступил на руку с оружием и выбил ногой пистолет. Поглядел на него несколько мгновений.

— Я знал, что у тебя для этого кишка тонка, Майк, — злобно прохрипел Генри. Судя по звуку, в легких у него была кровь. — Ты можешь лишь прятаться в сторонке, рассчитывая, что кто-то другой сделает за тебя грязную работу — твой папаша, или Радо, или даже Энни. Думаешь, ты такой весь из себя хороший парень с высокой моралью. Но это малодушие, Майк. Ты не сможешь меня убить. — Он поднял правую руку, призывая меня ему помочь. — Кавалерия на помощь не придет, Майк. Хорошая попытка — вот только все мертвы. Дай мне руку. Я научу тебя. За этой дверью, — кивнул он на вход в свое хранилище, — лежат все тайны Вашингтона. Это стоит миллиарды. Ты славно сыграл против меня. Помоги-ка мне подняться. Я включу тебя в дело, будешь полным партнером.