Книга Война на истощение - Владимир Дудченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Замуж меня отдают, — тихо произнесла Мариам. — А я не хочу за него!..
И она откровенно рассказала Полещуку печальную, но в общем-то обычную для патриархального Египта историю о том, что ее собираются отдать замуж за старого вдовца из их деревни, хромого и некрасивого, но богатого. У которого большой дом, много земли и трое детей… У моих родителей, сказала Мариам, это — единственная возможность выбраться из нищеты. А он ждал, когда мне исполнится 16 лет…
Полещук слушал откровения молодой египтянки и думал о том, что ее рассказ очень похож на сюжеты из индийских или местных фильмов, столь любимых зрителями в Союзе. Реальная жизнь, пришел он к выводу, бывает более драматичной, чем фантазии сценаристов и режиссеров.
— Я твердо решила, — сказала Мариам, — не пойду за него замуж! Лучше убегу в Каир!
— Против воли родителей? — удивился Полещук.
— Больше мне ничего не остается, — потупила глаза молодая египтянка. — Найду там работу, поживу, стану на ноги, а потом повинюсь перед родителями… Но с этим жить не буду. Никогда!
Полещук зажег сигарету и бросил взгляд на торговцев-египтян, прислушивавшихся к его разговору с Мариам. Ее будущее в Каире легко предсказуемо, подумал он. В лучшем случае — служанка, а в худшем, при такой внешности — панель…
— Ты мне не сказал, как твое имя, эфенди? — спросила девушка.
— Искяндер, — ответил Полещук.
— Искяндер? — вопросительно сказала она. — Странное имя… Не наше…
— Я и есть не ваш, я — русский.
— Русский? Настоящий русский? Не может быть! Ты же по-нашему говоришь! — воскликнула Мариам, и торговцы, как по команде, повернули головы в их сторону.
— А тебя, девушка, не накажут за то, что ты так свободно общаешься с незнакомым мужчиной? — понизив голос, спросил ее Полещук. — Это же харам, запретно!
— Это у мусульман харам, — ответила Мариам. — А я — христианка! — Она показала свое запястье с вытатуированным крестиком и гордо добавила:
— Ты видишь, русский? Я коптка! Слушай, Искяндер, возьми меня замуж! Я же красивая, ты сам сказал! У нас будут красивые дети…
— Да ты что, девочка?! — отшатнулся от нее Полещук. — Это невозможно! Я — иностранец и к тому же — военный!
Он посмотрел налево, на торговцев и застывшего с чашечкой кофе сержанта-водителя. Все молча смотрели на него и девчонку.
Неожиданное продолжение египетской мелодрамы, подумал Полещук. Этого еще не хватало по дороге на фронт!
— Поехали! — крикнул он сержанту. — Ялла бина!
Полещук положил на мешок с арахисом еще одну фунтовую банкноту, погладил египтянку по голове, заглянул в ее красивые карие глаза, подернутые печалью, и сказал:
— Инти гямиля! Будь счастлива, египетская Маша! А мне пора ехать на войну! Пока, сестренка!
Мариам еще долго смотрела вслед так понравившемуся ей парню в камуфляжной рубашке с темным пятном от пота на спине, иностранцу-хаваге, говорившему с едва заметным акцентом. «Ну почему я такая несчастная? — думала она. — Русский… Где эта его далекая Россия?» Она присела на корточки, достала маленькое круглое зеркальце, посмотрелась в него, поправила платок на голове, и, тяжело вздохнув, стала наполнять бумажные кулечки арахисом.
Слева под навесом что-то оживленно обсуждали собравшиеся в кучку мужчины-торговцы. По косым взглядам в ее сторону Мариам догадывалась, что они говорят о ней…
А Полещук, сидевший на ободранном сиденье старенького грузовика, натужно набиравшего скорость по дороге в Исмаилию, представлял, какой бы он произвел фурор, вернувшись в Союз с красивой феллашкой по имени Мариам. Он повернул голову и посмотрел на сержанта-водителя. Тот крутил руль, обгоняя семенящих осликов с небольшими тележками, наполненными овощами и фруктами, и молчал…
Истребители-перехватчики и средства ПВО ОАР сорвали попытки 38 израильских самолетов «Фантом» и «Скайхок» нанести удар по египетским позициям, расположенным к западу от Суэцкого канала.
(Каир, 12 июня, ТАСС)
Весь вечер воздушные цели роились к западу от Горького озера, не пересекая канал. Командир роты, долго стоявший у планшета, наконец, не выдержал и, ругнувшись, пошел к себе. И с его уходом — как по мановению волшебной палочки, авиация противника утихомирилась: все цели исчезли, и планшетист вытер пот с лица и присел на стульчик со стаканчиком чая.
— Халас, Мухаммад? — спросил Полещук, глядя на планшет.
— Айва, мистер, — подтвердил планшетист. — Мафишь харб,[142]евреи отдыхают…
— Ну, что ж и мы отдохнем, — сказал Полещук и пошел к выходу из блиндажа.
Около входа расстелили одеяло и устроились на нем. Лейтенант Асым послал за чаем, а Адель настроил приемник на арабскую музыку. Закурили. Темное небо мерцало звездами, было удивительно тихо. Но жара не спадала, и Полещук снял каску и расстегнул до пояса форменную рубашку.
— Вот ты скажи мне, Искяндер, — нарушил молчание Адель. — Мы воюем за Суэцкий канал, за Синай, а ты? Мы тебя очень уважаем, но ты в одном с нами окопе — за что?
— Как это за что? — удивился Полещук. — Это наш интернациональный долг помогать вам в борьбе с израильской агрессией.
— Выбрось ты эту мишуру из головы, — сказал Адель. — Долг, обязанность… Ерунда все это! Ты скажи, сколько тебе платят за работу под израильскими бомбами?
— 103 фунта, — ответил Полещук. — Я не знаю, много это или мало…
— Всего-то? — удивился Адель. — Я думал вам, иностранцам, больше платят. Сто три фунта… — задумчиво сказал он. — Это — чуть больше зарплаты нашего инженера… Гражданского, конечно…
Асым, прислушавшись к разговору, наконец, не выдержал и сказал:
— Это — вполне достойные деньги, мы получаем меньше, Адель! И перестань доставать Искяндера! Он же не наемник, в конце концов! Они, русские, пришли сюда, на канал, не из-за денег, а чтобы помочь в войне с евреями! Да, Искяндер?
— Айва, — согласился Полещук. — Советский Союз всегда оказывал помощь государствам, которые подвергались империалистической агрессии… Примером много: Испания, Куба, Вьетнам…
— И Чехословакия тоже? — с издевкой спросил Адель. — Зачем вы ввели танки в страну вашего же Варшавского блока? Там что — тоже была империалистическая агрессия?
— Не знаю, Адель, — сказал Полещук. — Может быть, была угроза захвата Чехословакии блоком НАТО… Не знаю. Но когда возникает подобная ситуация, лучше всего обеспечить безопасность своих границ танками. Ты — человек военный, должен понимать… А вообще это — большая политика, и не мне, лейтенанту, думать об этом.
Полещук вспомнил о том, как за полгода событий в Чехословакии в ВИИЯ появилась большая группа солдат срочной службы, выходцев из Закарпатья, которым на трехмесячных курсах ставили чешский и словацкий языки, после чего они исчезли. А уже потом было объявлено казарменное положение, и поступила скудная информация о событиях в Чехословакии… Он вспомнил, как из «тревожных» чемоданчиков доставались бутылки коньяка и водки, и как все это выпивалось под классическую закуску в виде плавленых сырков «Дружба» и килек в томатном соусе. Никто ничего толком не знал…