Книга Ящик Пандоры - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кому это — «нам»?
— Он говорил, что за ним стоит большая сила, нашему государству не нужны эти так называемые демократы, скоро придет новый порядок...
Теперь наступила очередь Моисеева перебить допрашиваемого:
— «Новый порядок»? Может быть, он говорил вам и об «окончательном решении»? Что вы на меня так смотрите, Гарольд Олегович? Вам известно имя творца упомянутых порядка и решения? Нет? Гитлер. Адольф.
— Амелин говорил, что евреев надо уничтожать,— пролепетал Чуркин,— но я... я против таких... экстремальных мер.
— Не надо, Чуркин, меня не интересуют ваши личные взгляды на еврейский вопрос... Так кого же вы записали в единомышленники по установлению «нового порядка»?
— Я только знаю, кто против, Семен Семеныч.
— Турецкий, Бабаянц?
— Да... Вы тоже.
— Зимарин?
— Зимарина он ненавидит. И боится. Но...
— Что «но»?
— Там какие-то сложные отношения. Я не знаю.
— Еще кто против?
Чуркин снова вытер глаза и нос, назвал несколько фамилий.
— Их вы тоже собирались уничтожить, как Бабаянца и Турецкого? Что? Я не слышу вас.
— Да...
— Кто убил Бабаянца?
— Я не знаю точно, Семен Сем... Я там не был.
— Где «там»?
Чуркин молчал.
— Значит, вас не было в усадьбе княгини Подворской, когда убивали Гену, так? И вас не было на Веерной улице в Матвеевском, когда Красниковский убивал майора КГБ Биляша?
— Вы и это знаете... про Красниковского. Я клянусь, я не знал, только догадывался, я никого не убивал, клянусь. Я не могу убить даже мышь.
— Это трогает до слез. Какую роль играет Красниковский?
— Он командует Амелиным.
— Кем он еще командует?
— Я не знаю... не знаю имен.
— Кто передал вам пленку с записью беседы с Турецким?
— Амелин.
— Каким же образом вы хотели устанавливать «новый порядок»?
— Я не знаю. Я к этому не имею отношения. Я только помогал Амелину. Он мне ничего не говорил про Красниковского. Я сделал свое умозаключение.
— Путем подслушивания разговоров своего хозяина?.. Где и с кем вы встречались при посредстве Амелина?
— Ни с кем, честное слово. Он и Красниковский ездили в Кремль.
— В Кремль?!
— Да, в Кремль. Но я сидел в машине, мы останавливались на Манеже.
— Зачем туда ездили эти двое?
— Не знаю. На какие-то заседания. Сегодня будет очень важное заседание, но мне сказали — приходить не надо.
— Кто сказал?
— Амелин.
— Для чего вас брали раньше?
— Для безопасности.
— На шухере, значит, стояли?.. Гадалку Бальцевил кто убил?
— Гадалку?! Я йе знаю никакой гадалки, клянусь! Я все сказал, Семен Семенович! Я больше ничего не знаю! Я маленький человек! Меня принудили. Меня унижали.
Меня никуда не брали. Мне даже не давали денег. А теперь жизнь такая дорогая...
— Не надо, Чуркин, я могу заплакать от жалости к вам.
* * *
Романова явилась в прокуратуру республики в разгар совещания. Без всякого приветствия прошла к прокурорскому столу и положила на него целлофановый пакет.
— Свалилась я. Целый час спала. Поэтому не смогла раньше. Семен, ты был прав.
Моисеев зачем-то одел очки.
— В каком смысле, Александра Ивановна?
— Зимарин застрелился. И проститутку свою застрелил.
В кабинете генерального прокурора России установилось молчание, нарушаемое журчанием воды: генеральный прокурор налил себе очередной стакан минеральной, от снотворных таблеток сохло во рту. Моисеев развел руками — мол, не понимаю, причем тут моя правота.
— Записку успел оставить. Я ее наизусть помню: «Я убил Валерию. В этом дневнике объяснение. Приговор над собой привожу в исполнение сам». Вот протокол допроса его сестры. Кроме того Ирина твоя, Сашка, слышала начало ссоры, только не поняла что к чему.
Романова полезла в сумку, вытащила диктофон.
— Я буду себя записывать. Мое предварительное заключение по дневнику, допросам сестры Зимарина и Романа Гончаренко и показаниям Ирины, а также в соответствии с полученными данными по нашим запросам, такое. Валерия, настоящее имя Валентина Соломенцева, по прозвищу Саламандра, была осуждена в тысяча девятьсот семьдесят девятом году за торговлю наркотиками, загремела по политической статье, потому как имела связь с иностранцами, отбывала наказание в Архангельской области. При содействии Биляша, с которым у нее была любовная связь и который, как вам известно, был там каким-то начальником, была досрочно освобождена и продолжала на свободе, уже вместе с Биляшом и Татьяной Бардиной, заниматься наркобизнесом. С вашим Зимариным познакомилась на вечере в клубе Дзержинского.
Романова нажала кнопку «паузы», сказала скороговоркой:
— Этот обалдуй слюни развесил.
Отпустила кнопку и снова заговорила с расстановкой:
— Не подозревал, что он для нее просто надежное прикрытие. Бардина шантажировала соперницу, от нее надо было избавляться. Биляш это с успехом проделал. При обыске у Бардиной в тайнике был обнаружен дневник, сам Бардин видел его только в руках Бабаянца. Бабаянц принял дело по факту смерти Татьяны Бардиной, но Зимарин дело прекратил, и прекратил не потому что прикрывал Владлена Бардина, а потому что усра... пардон...
Присутствующие улыбнулись, а Романова дала обратный ход пленке.
— ...а потому что испугался до усё... тьфу ты.
Теперь уже все громко смеялись, а Романова сосредоточенно перекрутила пленку назад.
— В общем, Зимарину было позорно, что он женился на преступнице, он изъял этот дневник и дело прекратил, чтобы не всплыло прошлое его супруги. Бабаянц же хотел приехать к Турецкому, чтобы рассказать об изъятии дневника Зимариным, но он, как я полагаю и это мы вряд ли проверим, ничего не знал о его содержании.
Моисеев ерзал на стуле, не решаясь прервать начальницу МУРа. Наконец она повернула к нему лицо и спросила:
— Ты чё, Семен?
— Почему же я прав, Александра Ивановна? Я как раз совсем наоборот, я говорил Александру Борисовичу, то есть я просто возмущался, что он заподозрил городского прокурора в Похищении вещественных доказательств.
— Ты прав, потому что у Зимарина было лицо, притом лицо расстроенное, а не харя, как утверждал , Турецкий, ты прав, потому что он к этой банде не имеет отношения, ты прав, потому что он ортодоксальный дурак...