Книга Египтолог - Артур Филлипс

Дневник: Почта, банк, кошки.

Среда, 6 декабря 1922 года

Дневник: Почта, банк, кошки.

СТЕННАЯ ПАНЕЛЬ «Н»:

«ГИКСОСЫ ВОЗОБНОВЛЯЮТ НАСТУПЛЕНИЕ»

Текст: Но и после встречи с Маат зловредные бестии предавались разгулу в царском животе. Вождь гиксосов был человек спокойный, однако высокомерный, одевался в золотые одежды. Вождю гиксосов донесли, что недуг ослабил великого Атум-хаду и что лучшая половина страны после десяти лет упорной обороны готова сдаться. Гиксосы ворвались в [Верхнее Царство]. Противники бились не на жизнь, а на смерть, Атум-хаду самолично вел войска в бой, когда был на то способен. Он сражался подобно льву, но часто бывал повержен собственным животом и вынужден был поворачиваться к врагам спиной и приседать.

Даже теперь Атум-хаду мог обратить гиксосов в бегство. Однако во времена жесточайшей нужды царь не мог нигде найти своего Владыку Щедрости, эту вульву шлюхи. Враг царя исчез, похитив царицу.

И вскоре победа гиксосов стала неизбежностью.

Изображения: Наибольшее впечатление на зрителя производит Владыка Щедрости, который тащит царицу за волосы и пленяет ее; Атум-хаду ищет ее — и не может найти.

Дневник: Опять весь день посвятил переводу и перерисовыванию надписей. Многих выражений в громоздком словаре Баджа просто нет; и этот человек имел наглость подвергнуть критике мои переводы в «Коварстве и любви»! Почта, банк, кошки.

Четверг, 7 декабря 1922 года

Дневник: Кошки, банк, почта.

СТЕННАЯ ПАНЕЛЬ «I»:

«ПРИБЛИЖЕНИЕ КОНЦА ЧЕРНОЙ СТРАНЫ»

Текст: На столицу пало молчание. Люди сидели, уткнув головы в колени. Желания их были слабы. И все же Атум-хаду требовал музыки, утех и женщин. Часто он возвращался с битвы, и кровь капала на пол с его доспехов, и он входил во дворец и брал двух девочек-рабынь, как другие мужчины выпивают стакан воды, а затем требовал кисть и сочинял стихотворение. Глядя на него, царедворцы, решившие, что усладам суждено длиться до скончания времен, снова запели безрассудные и радостные песни. Гиксосские лазутчики возвращались к своему царьку и рассказывали, что враг никогда не сдастся. Если бы воины сражались так же, как царедворцы любили, эти слова стали бы истинны.

«Приходит конец всему, — сказал им Атум-хаду, и слова его разнеслись по всему дворцу, и люди зарыдали и убоялись, но акробаты, и любовники, и музыканты не прекратили своих занятий. — Приходит конец всему».

Изображение: Величествен облик царя в момент битвы! Он стоит на боевой колеснице. Традиционно для Египта по размерам царь превосходит своих врагов, те едва достают ему до колен; на заднем плане разодетый в пух и прах глава гиксосов содрогается, пораженный страхом. Равно традиционно для египетского военно-изобразительного искусства присутствие в колеснице Атум-хаду его предшественников, прежних царей Египта, которые (будучи по размеру меньше его) торопят его на бой.

Дневник: Кошки. Банк, почта: пусто и там, и там.

Все друзья моего отца были военными, генералами и старшими офицерами, воителями в отставке и в строю. В детстве я об этом, конечно, не ведал, называя их просто «дядя Банни» или «старый Ллойд»; лишь много лет спустя мне открылось, что дядя Банни сразил такого-то афганского хана. Для меня он остался приятным пожилым человеком в твидовом охотничьем костюме, который не возражал, когда я красил его лицо в черный цвет: я изображал фараона, а он — моего африканского врага. Биографы обессмертили старых вояк, выписав их кроткими аки агнцы (только в войнах Виктории по всему земному шару они неистовствовали, преданно служили ей в ранге вице-королей, твердо держали в узде норовистые народы). В отношении Трилипуш-холла биографы были точны. Помню, мы вместе с одним или другим одноглазым героем, стоя по колени в грязи, перебинтовывали лапы гончим, поранившимся на охоте. В те счастливые годы у меня была словно дюжина отцов.

Пятница, 8 декабря 1922 года

Дневник: Кошки. Банк и почта закрыты.

СТЕННАЯ ПАНЕЛЬ «J»>:

«АТУМ-ХАДУ РАЗМЫШЛЯЕТ О ПРИБЛИЖАЮЩЕМСЯ БЕССМЕРТИИ»

Текст: Гиксосы разлившейся рекой обрушились на берега, и удержать их стало невозможно. В момент передышки Атум-хаду гулял в ночи по высокой скале близ Нила. После него царей уже не будет; Гор не поселится во дворце. Как сохранить записи о временах одиннадцати разливов и имущество, дабы доставить его потом на царскую ладью? Где его царица? Где Владыка Щедрости? Прибыл Сет, и двенадцать грифов перенесли царя со скалы на землю. Из клювов их вырвалось пламя, и Сет расколол скалу. «Здесь, мой сын, ты сможешь прейти в безопасности, и землю твою будут помнить миллион миллионов лет».

Изображения: На нескольких рисунках Атум-хаду стоит на складке земли, несомненно являющейся тем скальным массивом, что отделяет ныне Долину царей от Дейр-эль-Бахри. У царя нет спутников, время суток — ночь (богиня Нут, покрытая звездами, замерла подле). Он глубоко задумался. Вот он смотрит вниз на Долину, вот на Дейр-эль-Бахри, точно споря с собой: где начать строить гробницу и укрыть свое бессмертие? В отдалении бушует битва. Сет, мифический отец, чья голова напоминает здесь муравьедову, в компании двенадцати волшебных грифов является царю и опускает его не куда-нибудь, а на тропу у этой самой гробницы. И вот грифы, плюясь пламенем, создают проем в камне самого Египетского царства. Сет ведет Атум-хаду внутрь, минуя, несомненно, дверь «А» и Пустую Камеру. На последнем рисунке Атум-хаду вновь стоит снаружи, а на скальном склоне сияет магический чертеж плана гробницы. Этот план, насколько можно судить по открытым камерам, совпадает с планом комплекса, где я сей самый миг нахожусь.

Разбор: Сквозь легенду мы должны зреть реальность истории. Наступил день, когда стало ясно: война проиграна. Судьба предрешилась, но пока что не исполнилась, в это время царь осознает: он нуждается в гробнице, которую следует выстроить тайно. Я выдвинул бы такую гипотезу: путешествуя вне сомнений один, инкогнито, он разведывал места, где мог совершить безопасный переход в подземный мир с той обстановкой и багажом, которые мог доставить лишь собственными силами. Это не более чем предположение, но: не могло ли быть так, что настенный рассказ повествует о «чуде», совершившемся, когда Атум-хаду наткнулся однажды ночью на открытую гробницу, построенную сколькими-то годами ранее для некой забытой души и тогда же заброшенную; а может быть, гробницу разграбили и оставили пустой; или в здешних скальных пустотах складировали что-то архитекторы или рабочие другой династии; или то был скит, населенный лишь отшельниками, которых не составило труда вырезать. Возможностей несколько; скорее всего, именно тогда, когда без гробницы было уже не обойтись, Атум-хаду нашел что хотел: удобные пещеры, которые возможно быстро превратить в усыпальницу — без затрат нервов и времени, без риска [см. эссе о Парадоксе Гробницы] использования архитекторов и рабочих, без нужды вести строительство при свете дня. Я так и представляю себе ход мысли Атум-хаду: столь удачное открытие могло быть истолковано лишь как своевременная услуга любящего бога-отца.