Книга Вейн - Инна Живетьева

– Вот. Но – увы! – не знаком. Пытался как-то встретиться, не получилось. – Менестрель сдобрил сожаление гитарным перебором.

– Что, не снизошел знаменитый вейн до простого смертного? – хмыкнул Юрка. Вернул Азату пиалу и втянулся под куртку, точно черепаха. Его все еще познабливало.

– Почему же? Просто не судьба. Носит обоих где ни попадя.

– Он действительно так известен? – спросил Егор.

– Пожалуй, да. На его счету больше спасенных жизней, чем у любого другого вейна.

– Герой, значит, – прокомментировал Юрка. – Медалью-то его наградили?

Игорь посмотрел с любопытством.

– Ты чего? – одернул Егор.

– Ну как же, герой и без медали. Непорядок! Игорь, а песню вы про него уже написали?

– Какой противный и злой мальчик, – удивился менестрель.

Юрка дернул в усмешке уголком рта.

– Ну и зачем он вам сдался, такой нехороший? – полюбопытствовал Игорь.

– Да сто лет бы его не видел!

– Он мне нужен, – вмешался Егор. – Алекс обещал отправить меня домой.

– Не терпится? А что так? У нас тут много интересного.

– А у нас – война.

Менестрель перестал бренчать.

– Забавные вы ребята, как я погляжу. Одному герои не по нраву, другой под пулю рвется. Ты уверен, что тебе домой, а не в обратную сторону?

Егор посмотрел на него в упор.

– Да.

Потрескивал костер. Игорь, подкрутив колки, тихонько пропел:

Если ворон в вышине,

Дело, стало быть, к войне.

Чтобы не было войны,

Надо ворона убить.

– Что это? – спросил Егор.

– Один наш поэт. Перевод – мой.

Игорь запел громче:

Чтобы ворона убить,

Надо ружья зарядить.

А как станем заряжать,

Всем захочется стрелять.

Ну а как стрельба пойдет,

Пуля дырочку найдет.

Ей не жалко никого,

Ей попасть бы хоть в кого,

Хоть в чужого, хоть в свово…

Во, и боле ничего.

Во, и боле ничего.

Во, и боле никого.

Кроме ворона того:

Стрельнуть некому в него[2].

Менестрель резко прижал струны.

Егор, сгорбившись, смотрел в костер. Блестела выпавшая поверх футболки бирка.

– Иногда, когда совсем паршиво, я думаю: а может, Дан был прав? – сказал он. – Для него это в самом деле чужая война. Игорь, вот вы бы пошли к рации? Вы же вейн, я правильно понял?

– К какой рации?

Егор торопливо рассказал.

– Наверное, да.

– Почему?

– Я – менестрель. Некоторые песни нельзя петь, если хоть раз не ввязывался в бой.

– Только из-за этого?! – поразился Егор.

– Ну, у всех свои приоритеты.

– А если вам предложат повоевать на другой стороне?

– Я выбираю ту, на которой мои друзья. Иначе нет смысла. А теперь скажите мне, господа-товарищи, вам все-таки нужен Грин или ориентиры?

– Ориентиры, – ответил быстро Юрка.

Егор недоверчиво смотрел на менестреля.

– Тогда утром отведу в одно место, там должны помочь. Но договариваться будете сами. Я вас скину и быстренько смоюсь. – Игорь смущенно почесал нос. – Не волнуйтесь, это чисто мои разборки.

– Сколько? – прямо спросил Юрка.

– У, какой циничный мальчик! Забесплатно. Считайте, меня тоже потянуло спасать человечество в лице двух пацанов.

Игорь бережно отложил гитару и достал винтовку.

– Мы с Азатом сходим по делам. Часика через три-четыре вернемся. Костром займитесь, совсем потух.

– Может, с вами… – Егор потянулся к арбалету.

– Не стоит. Мы так, соседей проверим, не влезли бы на чужие пастбища, пока хозяева в отлучке. А мне еще завтра вас тащить, пожалейте старого вейна. – Игорь подмигнул.

Они с жузгом ушли в сторону узла, быстро пропав в темноте.

– Вот это да, – сказал Егор. – Здорово повезло, правда?

Юрка не ответил.

Натадинель сходил в рощицу и принес хворосту. Пламя, придавленное ветками, потрещало, набрало силу и взметнулось в небо. Забурлили в котелке остатки жузговской бурды.

– Зря ты так про Грина, – сказал Егор. Он сидел, упершись локтями в колени и положив подбородок на кулаки. Смотрел в огонь.

– Это еще почему? Тоже мне, строят из себя. Герои!

– Он людей спасает.

– Ну, в ножки ему поклонись! Одних спасают, а других…

– Да чего ты взъелся?

– Того! Зеленцов вон тоже, ангел-хранитель всея живого. А мою маму…

Юрка с треском разломил палку, кинул в костер.

– Она умерла? – помолчав, спросил Егор.

– Да. Погибла. Из-за него.

– Не успел спасти?

– Нет.

– А что тогда?

Юрка переплел и стиснул пальцы. Егор ждал.

– Он ее бросил. С ребенком. Со мной. Он – мой отец!

В дневнике была еще одна, последняя запись, без даты.

«Мне казалось, сойду с ума. Каждый день бегала на Обводную, чуть под машину не попала. Все думала: вот сейчас он вернется. Вот сейчас. Письмо – ложь! Его не может быть, это неправда. Мы любим друг друга.

Или действительно у мужчин другие ценности?

Но мне так нельзя. Мне есть ради кого жить.

Я жду сына. Говорят, на раннем сроке пол ребенка определить нельзя, а я знаю – родится Юрка. Юрочка, сынулька мой. Не Виктор, нет. Когда-то хотела, чтобы были Виктор-старший и Виктор-младший, теперь не хочу. Он не Зеленцов, он – Жданов. И сына назову в честь своего отца. Папа будет рад. Он у меня – замечательный.

Мне нельзя больше ходить на Обводную, нельзя!»

…Как-то на физкультуре прилетело по затылку волейбольным мячом. Зазвенело в ушах, и мир на мгновение дрогнул. Так и сейчас, когда Юрка понял, что прочитал.

Значит, ему врали? Всю жизнь! Сказочку рассказывали. Мол, мама ездила со стройотрядом и познакомилась с папой. Осенью хотели пожениться, но папа пошел купаться, а реки там бурные. Даже тела не нашли. Мама записала Юрку на свою фамилию – не хотела никому доказывать, что сын имеет право носить другую. Бывает. Ну, судьба такая, несчастливая.

Он не помнил, как оказался внизу. Лихорадочно заталкивал в рюкзак свитер. Выброшенные из шкафа вещи валялись на полу. Рубашка свисала из ящика, раскинув рукава. Мялись в рюкзаке мамины фотографии. Расплющило коробок со спичками.